Читать книгу - "Одна маленькая жизнь. В поисках следов - Маттиас Клингенберг"

прилавок из массива дерева с кассовым аппаратом. К прилавку примыкала современная, обитая белым шпоном витрина со стеклянными полками и пёстрым ассортиментом кремов, гигиенических принадлежностей, косметики и даже перевязочных средств – рудимент средневекового представления о цирюльнике, который в те времена был ещё и врачевателем. За витриной высились доходящие до самого потолка шкафы с раздвижными стеклянными дверцами, в них тоже хранились товары. На снимке, который я рассматриваю, видны стеллажи с зубной пастой, тюбиками с кремом для бритья, средствами для укладки и жидкостью для снятия лака. Слева от шкафов вход в мужской зал (я не помню, чтобы там была дверь). Справа, у стены напротив входа в женский зал, ещё несколько шкафов тёмного дерева. В нем хранились инструменты, запчасти и средства для мужской стрижки и бритья. В центре, перед огромным зеркалом с консолью, стояло парикмахерское кресло.

Когда за работу принимался дед, он усаживался на вращающийся металлический табурет с винно-красным сиденьем из искусственной кожи или на гораздо более старый – деревянный, круглый, с тёмно-зелёной обивкой. До последнего в деревне находились мужчины, которые не отказывали себе в удовольствии побриться у него. В основном это были старики с увядшей кожей и седой щетиной, их внешность несла отпечаток работы в сельском хозяйстве или на ближайшей фабрике. Карл брал кожаный точильный ремень и сверху вниз размашистыми движениями проходился по нему бритвенным ножом. Один конец ремня он держал в левой руке, а другой зажимал между плечом и подбородком. Затем, чтобы заточить вторую сторону лезвия, он проделывал то же самое в другом направлении, снизу вверх. После пяти-шести таких взмахов он пробовал лезвие пальцем. Когда оно становилось достаточно острым, откладывал бритву в сторону, брал мыльницу, кисть и вспенивал мыло. При этом Карл не забывал удерживать зрительный контакт, расспрашивал о самочувствии, уважаемой супруге и детях, доставляя удовольствие клиенту, который чаще всего приходил не только и не столько для того, чтобы избавиться от надоедливой растительности на лице, но для того, чтобы посплетничать. Затем Карл брал визави за подбородок, подтягивал голову к себе, чтобы она упиралась в подголовник кресла, обматывал бумажную ленту вокруг шеи, накидывал пеньюар, закреплял его сзади и отгибал оставшийся снаружи воротничок. Теперь кисточка покрывала пеной седую щетину, а острое лезвие принималось её скоблить. В соседнем зале жена Карла в лиловом парикмахерском халате обслуживала дам, ей помогали два или три стажёра и одна штатная сотрудница. В правой части женского зала располагалась зона ожидания с красными, обтянутыми искусственной кожей креслами, рядом с ними стоял столик с журналами «Круга чтения»[17] – «Дас нойе Блатт», «Ди Бунте», «Фрау им Шпигель», «Дер Штерн» и самый низкопробный – иллюстрированный «Гала», который освещал почти исключительно жизнь высшего света, королевских семей, звёзд радио и телевидения. Ожидающие своей очереди клиентки тем не менее читали журналы с большим удовольствием. Каждые две недели «Круг чтения» забирал прочитанные журналы и заменял их на новые…

Слева от прохода, ведущего к кассе и мужском салону, были оборудованы ещё два рабочих места: настенные умывальники, круглые зеркала в белых пластиковых рамах (одно из этих зеркал висит сегодня в моей спальне здесь, в Тбилиси). Ещё пять точно таких же мест располагались на противоположной стороне. Одно из них, со свободно стоящей или реверсивной мойкой, предназначалось для процедур посложнее, вроде перманентной завивки или окрашивания. Два или три сушильных колпака свисали с потолка на длинных выдвижных кронштейнах. В женском зале дела шли очень хорошо, я не помню, чтобы зона ожидания когда-то пустовала. Именно здесь зарабатывались настоящие деньги. Из прейскуранта, оставшегося мне в наследство от деда-парикмахера, известно, что 1 апреля 1981 года «химическая завивка = био = долговременная укладка с “Голдвелл” = перформ» стоила 40 дойчмарок, бритьё – 2,5 дойчмарки, детская стрижка – от 6,5.

Несмотря на то что парикмахерская (уступка традициям того времени и сельскому укладу) называлась «Салоном Карла Крюгера», фактически супруги были равноправными партнёрами. Пусть бабушка не получила парикмахерского образования, но дело принадлежало её семье и было открыто ещё в 1906 году, так что Карл был пришлым, чужаком, породнившимся с семьёй человеком, новым и в деревне, и в салоне. Невзирая на это, для внешнего мира собственником был он: хозяином должен быть мужчина, так заведено.

1 сентября 1945 года, за четыре дня до своего 31-го дня рождения, Карл подписал договор об аренде парикмахерской и совместном использовании прилегающей к ней квартиры. Хозяйкой была тёща, которой он был вынужден выдать договорное заверение: «Вещи, находящиеся в арендуемом помещении и принадлежащие арендодательнице, остаются в её собственности». Далее говорится о том, что «изменения и дополнения к настоящему договору действительны только в том случае, если они оформлены в письменном виде и подписаны обеими сторонами». До чего же формально подобные вопросы решались между членами семьи. Арендованы были: «Комната и мужской и женский залы, предназначенные для осуществления парикмахерской деятельности. Годовая арендная плата составляет 840,00 рейхсмарок […] Кроме того, совокупная плата за гостиную, спальню, кухню […] составляет 120,00 рейхсмарок». Итого, 960 рейхсмарок в год, что сегодня соответствует примерно 3 360 евро или 280 евро в месяц за парикмахерскую и совместное пользование квартирой. Вопреки формальной стилистике договора, сделка весьма выгодная. Тесть Карла умер в августе 1944-го, так что парикмахерская стояла без хозяина уже целый год. Для Карла это был шанс войти в дело. Сам он, тяжело раненный, только в июле того же года освободился из госпиталя для военнопленных в Ютербоге, откуда, согласно семейной легенде, пешком вернулся в деревню.

Мне трудно понять, откуда после стольких лет войны, Восточного фронта, тяжёлых ранений и советского лагеря у Карла оставались силы, которые он сумел применить в новых условиях. Было что-то компенсаторное в том, как в 31 год он ринулся реализовывать себя и создавать свой маленький мир – салон Крюгера. Вся невостребованная в дни войны созидательная энергия теперь находила выход: в воздухе витал дух оптимизма – быть самому себе хозяином, больше не подчиняться приказам, жить без навязанного распорядка дня… я не думаю, что моё поколение способно представить, каким освобождающим было это чувство. Создаваемый им отдельный космос был довольно ограниченным, изолированным: уход в приватное, попытка отделить свой маленький мир от большого внешнего. Но об этом мы уже говорили.

Самое стойкое воспоминание о парикмахерской – резкий, пьянящий запах лака для волос в женском зале. А ещё то красное коктейльное кресло в уголке для ожидания и, конечно, фрау Криг – постоянная клиентка, что брала меня на колени, и мы