Читать книгу - "Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко"

XV и XVI вв. по-прежнему был распространен indenture, во Франции – alliance, в Германии – Dienerbrief. И хотя содержательно эти категории могли меняться, но лингвистически использовались традиционные термины[27]. Термин «band», происходящий из средне-шотландского диалекта, тоже не представляет сложности – в XV–XVI вв. он встречается повсюду в письменных документах и обозначает денежные или земельные обязательства одного по отношению к другому. Вторая же составляющая этого понятия – гораздо более сложная проблема, связанная с социальной динамикой и меняющимися практиками общественных связей на заре Нового времени.

«Manrent» очень редкий и достаточно архаичный термин, который был вновь извлечен в социальную коммуникацию в середине XV в. и стал означать отношения между человеком и его землевладельцем. Вплоть до начала XVII в., когда исчезает практика бондов, а вместе с ней и само слово, этот термин был крайне распространен. Проделав долгую эволюцию в XI и XII вв., затем практически исчезнув из употребления, в 40-х гг. XV века категория «manrent» вновь появляется и обозначает не что иное, как «быть человеком». Анализ этих документов показывает, что это были не просто договоры покровительства и защиты, что содержалось в перечне обязательств. Скорее это были политические контракты взаимной поддержки, используемые в массовом порядке в XVI в. в определенной политической ситуации, когда «эпоха набегов» и вражды обуславливала необходимость консолидации в целях защиты интересов. Нестабильность XVI столетия, таким образом, стала еще одним фактором формирования клановости.

Что касается вражды в более ранние периоды шотландской истории, то в распоряжении исследователей есть лишь т. н. «Древнее право» (Auld Lawes) – коллекция многочисленных записей королевского, городского, обычного права с XII по XIV вв. с незначительными отступлениями в XI и даже в X столетие. Сколь-либо детального анализа этого источника так и не проведено, хотя в нескольких работах по соответствующим периодам встречаются на эти законы отсылки. В самом общем виде «Древнее право» свидетельствует о двух вещах. Во-первых, о географическом распространении кровной вражды, а, во-вторых, о постоянных попытках короны взять под контроль эту сферу общественных отношений. При этом важно, что кровная вражда была распространена повсюду в Шотландии, а не только в гэльской ее части, которую традиционно принято считать наиболее дикой. При этом в механизме реализации кровной вражды, а, значит, и в том, как эти проблемы решались на уровне институциональном, сходства между Лоулендом и Хайлендом гораздо больше, чем различия. Исключение составляет разве что лингвистической аспект.

В конце XV века появляется целый ряд специальных терминов, записанных и изданных в 1597 г. Джоном Скене, который прокомментировал их, порой отчасти модернизировав, чем сохранил свидетельства распространения этих слов в языке судопроизводства. Часть этих слов имеет кельтское или ирландское происхождение, другая – валлийские корни. Как бы то ни было, все они отражают широкое распространение обычаев компенсации или мести за причиненный ущерб. Эти первые по времени дошедшие до нас записи показывают контакты с Ирландией, Уэльсом и Нортумбрией, также кельтское и североанглийское влияние. В целом, очевидно, что существовала преемственность между ранне- и позднесредневековой враждой, а также между гэльским и англо-саксонским прошлым.

Эта преемственность важна и с точки зрения влияния короны на институты кровной вражды. Мы не знаем о том, какой была ситуации до XII в., хотя и возникает порой искушение считать, что она мало чем отличалась от века XVII. Очевидно лишь, что ранние шотландские монархи добились определенных успехов в деле регулирования этих процессов, и только нормандское завоевание обострило вопрос о роли короны[28]. На протяжении XII и XIII веков прерогативы короны постоянно расширялись, в то время как сфера действия родового права была незначительной. Причина этого была объяснена еще в 1960-е гг. шотландским историком Джефри Барроу[29], который в своей более поздней работе писал, что шотландское родство, как особый тип социальной организации, свой наиболее отличительный характер приобрело в конце XIII века[30]. Норманны, по мнению историка, пришедшие не как завоеватели, а как поселенцы не знали родового права, и не родовые институты, а монархи были ответственны за людей «вне рода». Сами родственные отношения в этот период начинают дрейфовать в сторону отношений феодальных, считает целый ряд исследователей. И хотя норманны не были завоевателями и никогда не стали по-настоящему правящей элитой, как это было в Англии, они заложили основу собственным родам, от которых происходят многие знаменитые шотландские кланы и адаптировались к традиционным шотландским нормам.

В этих условиях действительно существовала возможность конфликта между короной и родовым сообществом, что столь часто встречается в европейской истории. Однако в Шотландии именно корона частично адаптировав нормы традиционного права, признала право налагать штраф даже на монарха, если он был повинен в смерти человека. Еще большее значение для сглаживания потенциальных конфликтов имело признание права рода, к которому принадлежал убитый «железом или водой» человек, на компенсацию со стороны виновных в этом.

Очевидно, что в отличие от англо-саксонского права, шотландская корона признавала право на возмещение. Признание этого права сопровождалось разработкой специальной процедуры, и государство, таким образом, не устранялось от функционирования институтов кровной мести, а, наоборот, становилось его частью. Предлагая паллиативные способы решения проблемы, суд становился то на сторону потерпевшей стороны, то принимал сторону обидчика, но неизменно принимая во внимание законы кровной мести. Мало кто представлял, насколько были стары те законы, которыми руководствовалось судопроизводство, важно было лишь то, что они способны были решить конфликт между сторонами, а также сгладить противоречия между интересами короны и институтами кровной мести.

В марте 1587 г., через месяц после казни Марии Стюарт, состоялась встреча представителей Англии и Шотландии, на которой было заявлено, что Елизавета очень сожалеет, что ей пришлось лишить жизни Марию, и предлагает Джеймсу возмещение. На это шотландские представители заявили, что они готовы были требовать такой компенсации, поскольку, согласно родовому обычаю, родственники и близкие казненного имеют на нее право. Этот пример иллюстрирует устойчивость родовых связей на всех уровнях, институциализацию родства, а также его влияние на международные отношения.

На протяжении XV и XVI вв. корона постоянно расширяла свои прерогативы до такой степени, что шотландская правовая система к концу XVI в. полностью изменилась по сравнению с XII столетием. В XV–XVI вв. в Шотландии сложилась странная система, сочетающая элементы частного права и права короны. В конце XVI в. юрист Джеймс Балфур с удивлением отмечал, что род, а не отдельный человек является в Шотландии субъектом права и может получать или налагать наказания. Заявление о совершенном убийстве и требование наказания за преступление должно было подисываться представителями четырех ветвей – двух со стороны отца жертвы и двух— по материнской линии. Шотландские родовые группы представляли собой обширные объединения, чье участие в осуществлении