Читать книгу - "«Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1932 годы. Книга 2 - Михаил Николаевич Алексеев"

«№ 9. Funakoschi. Морис:

Японский служащий в агентстве Ренго, около 30-ти лет. Его рассматривают в качестве сочувствующего. Уже 8 лет живёт в Шанхае. Не особенно способный и сильный человек, но так как наши лучшие силы в японском лагере потеряны, нужно его использовать и в дальнейшем. Его знания невелики, не особенно энергичен, работает для нас из симпатии к своему предшественнику, но также из-за некоторой денежной помощи, ибо жалование его невелико. Мы считаем, что, покуда все идёт гладко, он вполне надёжен и молчалив. Но если бы дела стали хуже, у нас возникает сомнение насчёт его твёрдости. Во всяком случае, в этом отношении у нас мало доверия к нему. Привлёк его Рамзай к работе при помощи разных японцев и разных обходных путей. Теперешний резидент был информирован Рамзаем относительно его ценности. Он (новый резидент. – Авт.) принял его по его собственному желанию».

И далее следовала высокая оценка прежних японских связей:

«Здесь не указаны очень хорошие бывшие японские сотрудники, – писал Зорге. – Осак [Osaki – в тексте на немецком языке. – Авт.] (Одзаки. – Авт.), и также человек, который работал хорошо для нас в Маньчжурии, а потом в Шанхае кратковременно находился под арестом, а теперь находится в Японии для новой легализации. Фамилию – забыли. Оба, главным образом Осак (Одзаки. – Авт.), очень ценный и вполне надёжный. С обоими вместе работал Рамзай лично.

Обращаем ещё ваше внимание на одного японца, который был определён в резидентуре из Америки и который сидит уже некоторое время в японской тюрьме за свои прежние связи с компартией в Америке и Японии».

Поддерживать отношения с японскими агентами для Зорге было значительно труднее, чем с другими иностранцами. Дело в том, что в городе, как и во всей стране, после агрессии Японии в Северо-Восточном Китае росли враждебные настроения против японцев, которые выражались, в том числе, в участившихся случаях нападения китайцев на японских граждан. Маньчжурский «инцидент» разжёг китайский национализм, а отдельные победы правительственных войск воодушевили китайцев, придав им отчаяния и смелости. Умиротворению китайцев никак не могло способствовать и развязывание японцами военных действий в Шанхае в январе 1932 г.

В своих «Тюремных записках» Рихард Зорге писал, что для встреч с японцами он «использовал рестораны, кафе», «а также дом Смедли» во французской концессии, находившийся по адресу: 1552, Avenue Joffre (Apt. № 102).

«Ходить по шанхайским улицам во время первого Шанхайского инцидента (январь-март 1932 г.) японцам было опасно, поэтому я ожидал их на мосту Гарден Бридж на границе японской концессии и обеспечивал их безопасность, забирая в машину или лично сопровождая до места встречи. Чтобы избежать внимания со стороны японской полиции, я почти не появлялся в японской концессии. Как самое большое исключение, я один или два раза встречался с Одзаки в кафе Хонкью (район компактного проживания японцев. – Авт.). Однако что бы ни говорилось, самым удобным местом встреч был дом Смедли, поэтому я часто и направлялся туда и с Одзаки, и с Каваи. Поскольку встречи зачастую происходили поздно ночью, я часто использовал машину, чтобы их привезти и отвезти. Кроме того, стремясь не встречаться слишком часто, я старался проводить встречи с интервалом самое малое в две недели. После того как вместо Одзаки стал работать другой японец, перенеся места встреч на оживлённые улицы иностранного сеттльмента, мы встречались, главным образом, в кафе на Нанкин-роуд или в ресторанах при крупных гостиницах. Поскольку китайцы враждебно относились к японцам, мы избегали заходить в китайские рестораны. Заранее определённые даты встреч строго соблюдались и потому обходились без использования телефона и почты. Я строго придерживался этого курса, даже если неожиданно возникало важное дело или я попадал в затруднительное положение, что было не раз. Когда я встречался с японцами, то всегда приходил один без сопровождающих иностранцев. Только один раз я познакомил одного японца с Паулем (Римм. – Авт.), так как необходимо было принять меры по обеспечению связи из-за моего отъезда из Шанхая. При встречах мы редко обменивались информацией в письменной форме, передавая её только устно. Исключение составляли отчёты Каваи».

За давностью лет в воспоминаниях Зорге произошло смещение во времени. Все вышесказанное относилось к встречам Рамзая с Одзаки в период с сентября 1931 г. по конец января 1932 г.

В декабре 1932 г. Одзаки попытался восстановить связь с шанхайской резидентурой. Предварительно списавшись с Агнес Смедли, он в конце декабря выехал в Пекин для встречи с ней. Незадолго до этого, в середине ноября, уже после отъезда Зорге из Шанхая, на север Китая был переброшен № 1 – Чжан. Результаты встречи Одзаки со Смедли на первый взгляд казались многообещающими и позволяли отказаться от Фунакоси, к которому появились претензии уже со стороны «Пауля».

19 января 1933 года из Шанхая за подписью «Джона» была направлена телеграмма, сообщавшая о результатах встречи с Одзаки: «Видались с нашим бывшим шанхайским японским информатором Осаки (запросите Рамзая). Осаки согласился дальше работать для нас в Японии, посылая информацию в Шанхай. Кроме того, привёз для нашей работы двух японцев. Одного связали в Тяньцзине с нашей там резидентурой. Другой остаётся работать в Пекине. Кроме этого, передал нам две связи в Дайрене, которые смогут быть использованы. Надеемся устранить в скором времени легализационные трудности и получить японского информатора для Шанхая.

Подробности сообщит вам Пауль в письме с почтой № 1».

«Т. Климову. Прошу зайти ко мне вместе с т. Рамзаем», – наложил 22 января 1933 г. резолюцию Берзин.

Вот что об этой встрече докладывал в Москву исполнявший обязанности резидента в своём организационном письме от 17 января 1933 г.: «Кроме того, в последних числах декабря из Японии в Пекин приезжал наш бывший яп[онский] сотрудник Осака (Одзаки. – Авт.) и встретился там с Агнес, которая нами специально была выслана туда для переговоров с Осака. По дороге (отвозил почту в Харбин. – Авт.) я встретил Агнес в Пекине и выяснил результаты её переговоров с Осака. Выясняется, что Осака сам согласен возобновить работу с нами. Во-вторых, он нашёл в Японии одного профессора, который в феврале переезжает в Шанхай на год-полтора и которого он рекомендует как своего хорошего друга и знатока японской внутриполитической жизни. С прибытием этого профессора мы намерены порвать связь с настоящим нашим яп[онским] информатором Фунакоси, который за последнее время стал весьма неаккуратным и боязливым в работе. Затем тот же Осака связал Агнес в Пекине с корреспондентом яп[онской] газеты „Асахи“ – Кавай (Тэйкити Каваи. – Авт.). Последний является приёмным сыном одного японского отставного генерала, проживающего в Пекине и сохраняющего ещё тесные связи с милитаристскими кругами Японии. Кавай уверен,