Читать книгу - "История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров"

роль. Особенно ярко это проявилось во время похода эпирота на Запад. Наиболее характерным эпизодом в данной связи является история штурма Пирром карфагенской крепости Эрике в 277 г. до н. э. Старинная легенда гласила, что в древние времена в этой местности Геракл в поединке одолел Эрикса, сына Посейдона, эпонима этой области (Diod., IV, 23, 1–3). Перед штурмом крепости Пирр устроил торжественное угощение и, выставляя себя потомком Геракла, обратил к нему свои мольбы, прося поддержки.

Вдохновленный таким родством и желая не посрамить своего имени перед знаменитым предком, Пирр, героически сражаясь, первым взобрался на городскую стену, лично перебив множество карфагенян (Diod., XXII, 10, 3; Plut. Pyrrh., 22).

Значимость образа Геракла в идеологической пропаганде Пирра подтверждается еще несколькими свидетельствами античной традиции. Пирр, воевавший с римлянами, которые после ряда тяжелых поражений смогли восстановить свои силы, сравнивается в ряде источников с Гераклом, который сражается с Лернейской гидрой (под ней, естественно, подразумевается Рим), у которой снова вырастают отрубленные героем головы. Подобное сравнение древние авторы приписывают либо Кипою (App. Samn., 10, 3; Plut. Pyrrh., 19), либо самому Пирру (Flor., I, 13, 19; Dio Cass., fr. 4, 28; De vir. illust., 35, 7).

На наш взгляд, это высказывание историческое и должно принадлежать Кинею. Возможно, что высокообразованный Киней, принадлежавший к узкому кругу советников царя, решил польстить своему господину: Пирр был подобен Гераклу, борьба которого с гидрой хотя и была продолжительной, но в конечном итоге окончилась его победой[1089].

В некоторой связи с этим может находиться и находка в храме в Додоне. Выше мы пытались показать, что в период правления Пирра во всем Эпире развернулось широкое строительство, и это дает основание для предположения, что храм в Додоне мог быть сооружен именно тогда. При раскопках храма был обнаружен остаток метопа, на котором четко видна сцена сражения Геракла с Лернейской гидрой[1090]. Мы не имеем свидетельств того, что данный храм был посвящен Гераклу. Более того, из единственной дошедшей до нас сцены, конечно, нельзя сделать вывод о распространенности этого культа в Эпире. К тому же изображения на метопах греческих храмов не всегда имеют отношение к почитаемому божеству. И все же, учитывая вышесказанное, полностью исключить подобную связь мы не можем. Так или иначе, родство с Гераклом, несомненно, должно было быть предметом гордости молосских царей.

Впрочем, ведущую роль как в героической генеалогии молосских царей, так и в идеологической пропаганде Пирра играл образ Ахилла. Согласно Р. Шуберту, молосская правящая династия приняла происхождение от Ахилла после 400 г. до н. э., когда сын царя Алкеты получил имя Неоптолем[1091]. На протяжении всего рассказа Плутарха о жизни Пирра Ахилл покровительствует и оберегает его. Так, люди, увозившие маленького Пирра в Иллирию после мятежа эпиротов, оказались на берегу бурной реки, потеряв надежду на спасение, но в этот момент на другом берегу появился человек по имени Ахилл, который чудесным образом спас Пирра (Plut. Pyrrh., 2). Думается, что перед нами очередное измышление Проксена, стремившегося передать связь своего господина с мифическим героем.

Прекрасную возможность извлечь пользу из своего «родства» с Ахиллом Пирр получил тогда, когда был приглашен греками Италии. По этому поводу мы располагаем очень ценным указанием Павсания: «…при этих словах (речь идет о приглашении эпирота тарентинцами. — С. К.) Пирру пришло на ум взять Илион, и он надеялся на подобный благоприятный исход, если он пойдет туда воевать: ведь он, будучи потомком Ахилла, идет походом против выходцев из Трои» (Paus., I, 12, 1–2). По мнению А. Альёльди, здесь источником Павсания служил труд Гиеронима из Кардии, который представил Пирра потомком Ахилла, борющимся против троянской колонии — Рима[1092].

Одним из первых отечественных исследователей, кто обратил внимание на важность этого указания Павсания, был Ф. Ф. Соколов[1093]. Впоследствии, правда, появились ученые, которые пытались объяснить западную кампанию Пирра исключительно его желанием продолжить войну с потомками троянцев в новых исторических условиях[1094].

Таким образом, Пирр нашел ту формулу, которая поставила его поход в масштабную историко-мифологическую взаимосвязь и, без сомнения, оказала стимулирующее влияние на его греческих союзников в Южной Италии[1095].

В свое время Ж. Перрэ выдвинул тезис о том, что легенда о троянском происхождении римлян была им в эпоху Пирра якобы незнакома[1096]. Однако большинство историков второй половины XX в., основываясь на археологических материалах, приходят к выводу, что данные о Трое и Энее имелись уже у этрусков, а затем достигли Рима благодаря Пирру[1097]. Эпирский царь должен был быть первым, кто применил троянскую легенду как политический аргумент в борьбе против римлян[1098], хотя при этом весьма спорным остается вопрос, воздействовал ли он этой пропагандой на своих римских противников.

Еще на один идеологический аспект западной кампании Пирра указал Ж. Гаже. По мнению ученого, экспедиция Пирра на Запад была инспирирована Додонским оракулом с целью распространения влияния последнего не только на италийских греков, но и на местные народы. Крупные греческие города Италии (например, Тарент) в свое время испытывали влияние Додоны, однако в начале III в. до н. э. это влияние значительно ослабло, а затем эстафету Додоны здесь перехватили Дельфы[1099]. Додона руками Пирра предприняла второе проникновение в Италию. Она «возлагала теперь свои надежды на молоссов и акарнанов, учитывая их приверженность греческой цивилизации»[1100].

Неудача экспедиции Пирра привела к окончательной утрате влияния Додоны на народы Италии. По мнению Ж. Гаже, несмотря, однако, на провал политики Додонского оракула, Рим в конечном итоге позаимствовал некоторые ритуалы и религиозные обычаи от греков, прежде всего от тарентинцев. «Неоспоримо то, что влияние ритуалов Тарента должно было сказаться и на жителях Мессапии», — делает вывод Ж. Гаже[1101].

Но в чем конкретно сказалось это влияние, исследователь умалчивает и умалчивает потому, что в его распоряжении не имеется ни единого факта. В связи с этим хотелось бы задать вопрос: а испытывал ли сам Пирр какое-то влияние со стороны Додоны, если, как гласит поздняя традиция, накануне своей западной кампании он советовался не с Додонским, а с Дельфийским оракулом? Как бы там ни было, к концепции Ж. Гаже едва ли стоит относиться всерьез: она целиком построена на умозрительных рассуждениях.

Говоря о деятельности Пирра в идеологической сфере, стоит также обратить внимание на тот факт, что не только перед каждым сражением, но и перед принятием какого-либо ответственного решения Пирр устраивал богатые жертвоприношения. Мы солидарны с мнением Г. Бенгтсона, что сам Пирр вряд ли верил в результаты жертв[1102], однако на окружающих они должны