Читать книгу - "Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн"

защищал Позен, пригласивший Карабчевского. Я защищал второго брата. Накануне защиты Карабчевский приехал в Ростов, был у меня, оставил карточку. В тот же день я завез в гостиницу мою карточку. Встретились на защите, познакомились. Я уже несколько лет был членом Совета. Мы знали, что дело будет отложено, почему накануне дня слушания не говорили о защите. Карабчевский не упомянул о бывшем столкновении со мной, промолчал и я. Также промолчали и в последующих встречах. Мне пришлось с ним обедать, много беседовали, но о столкновении не вспомнили. Казалось, что он забыл. Ругательное письмо послал заказным, и он его получил.

Как это было давно! Карабчевский умер в нищете в Риме, а я еще протираю штаны в Париже.

Федор Николаевич Солодов

В среде адвокатов часто говорили о крупных гонорарах, получаемых без затраты труда. Иные получали какие-то шалые вознаграждения за пустячные услуги, которые кажутся клиенту весьма существенными и важными. По этому поводу, надо полагать, создались легенды.

Как-то после защиты я возвращался из Екатеринодара. Клиент был оправдан. Мои приятели, местные адвокаты, весело пообедали со мной, и я довольный возвращался домой. В поезде оказался присяжный поверенный Луцкий — бедовый малый, тип адвоката-коммерсанта, на все руки мастер. Зашел он ко мне в купе:

— А вы весело обедали, Лев Филиппович! В общем зале слышны были смех, пение. Лакей доложил: господа присяжные поверенные потчевают обедом приезжего адвоката. Небось рубликов 500 получили, но зато… популярность! А я сегодня был с клиентом на торгах, он купил недвижимое имение. Богатый мужик, боялся один ехать в суд, и я получил 5000 рублей. Тихо, неизвестно, за что так много. Он, вероятно, думал, что без моего участия имение не досталось бы ему.

— А знаете, Луцкий, — ответил я, — практикую много лет и до сего ни единого разу не получил зря гонорара. Мне всегда приходится затратить в дела труд и нервы. Как-то по пустякам и не обращаются ко мне. Если бы ваш мужик предложил бы мне поехать с ним из Ростова в Екатеринодар на торг, то я разъяснил бы ему, в чем дело, просил бы кого-либо в Екатеринодаре руководить им, указать, что нужно сделать, и велел бы ему уплатить руководителю рублей 200–300, не более.

Луцкий весело рассмеялся:

— Слава богу, что мой мужичок не ваш клиент, погиб бы хороший гонорар!

Перед сном я все же подумал: Луцкий не врет, получил 5000 рублей, а вот у меня действительно не было шалого гонорара до сего. Видно, на меня сие благо не распространяется.

Возвратился утром в Ростов. На особом столике в моем кабинете мои сотрудники клали очередные дела, указывали письменно, что я должен совершить по делам в течение дня и прошел ли день в моем отсутствии без каких-либо осложнений.

Нашел я заметку: «Ф. Н. Солодов очень просил поговорить с ним по телефону».

Солодов был одним из виднейших граждан города. Богатый крупный промышленник, владелец большой мукомольной мельницы, приятный, умный человек, чрезвычайно располагающий к себе обходительностью и вниманием к людям. Глядя на Федора Николаевича, беседуя с ним, нельзя было предположить, что лет сорок тому назад он служил мальчиком в мучном лабазе и бегал с чайником за кипятком к чаю, подметал лавку и получал от старших щелчки по лбу, если не выполнял поручений. Когда я приехал из университета и стал адвокатом, Федор Николаевич был богат и славен. Его уважали и любили. Красивый человек с прекрасными манерами, барин по внешности. Я не был его поверенным, но встречался с ним в городской управе — он всегда избирался гласным. Проходили годы, я стал заметным адвокатом, при моем участии был учрежден купеческий банк[382], где я состоял юрисконсультом, а Федор Николаевич был председателем совета банка, и мы встречались. Юрисконсультом конторы Федора Николаевича состоял мой друг, присяжный поверенный А. П. Петров, один из лучших и уважаемых местных адвокатов, чистокровный цивилист.

Позвонил я Солодову, и он убедительно просил быть у него по делу. Извинился, что не идет ко мне ввиду того, что жена его должна присутствовать при беседе, но нездорова и не выходит из дому. Было десять утра, и я сказал, что к одиннадцати буду у него, так как утром свободен.

Меня интриговало приглашение, ибо недоумевал, зачем я нужен, когда Петров много лет состоит поверенным. Позвонил Петрову, чтобы узнать, в чем дело, но его не оказалось в городе.

К одиннадцати я был у Солодова в его богатом особняке. Он встретил меня со свойственной ему любезностью, но я обратил внимание, что у него утомленный вид и что он, видимо, чувствует себя нехорошо. Прошли в кабинет, куда вскоре зашла супруга, с которой я не был знаком. Поблагодарив за посещение, Солодов сказал, что у них большая семейная неприятность и прибегает к моей помощи, так как Петров, видимо, не в силах что-либо сделать, и он уехал в Сухум на несколько дней. Сущность дела такова.

— Вы, — сказал он, — быть может, знаете, что у нас единственная дочь, девушка девятнадцати лет. Но в действительности она приемыш, которую мы выдавали за родную дочь. Произошло это при следующих обстоятельствах. Мы были бездетны. Жена моя около двадцати лет тому назад расхворалась, и врач посоветовал ей пожить в тиши. Если есть охота, то поехать в Швейцарию, а если затруднительно, то поехать куда-либо в России, но переменить обстановку и не жить в городе. В Тамбовской губернии у наших родных было прекрасное имение, и я туда отвез жену. Она уютно там устроилась, стала поправляться, я наезжал. Прошло несколько месяцев. Имение находилось недалеко от селения, куда жена и наши друзья часто хаживали в церковь во время праздников. Познакомились с семьей священника и с земским врачом, которые посещали наших. Врач как-то рассказал о тяжелых родах женщины, что его вызвали к родильнице ночью и ему пришлось в ужасающей обстановке помочь родильнице, которая разрешилась здоровым ребенком, но сама она вряд ли останется жива. Наши дамы пожелали помочь. Родильницу перевезли в земскую больницу, позаботились о ребенке. Больная, прохворав месяц, начала поправляться, а девочка стала очаровательна, и моя жена не отходила от нее. Оказалось, что родильница — девушка и ребенок незаконнорожденный. Тут-то наши дамы решили взять ребенка, если мать согласится, а чтобы соблазнить ее, предложили ей пару сот рублей — небывалое в тех местах приданое. Девица с большой охотой согласилась расстаться с «грехом» да еще стать богачихой. Привезли ребеночка в Ростов. Господь благословил дочкой.

Копаться в нашей жизни, — сказал Солодов, — некому было. Родила жена дочку в деревне, отчего и уезжала — так решили служащие у меня в домах и