Читать книгу - "Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн"

Откланялся. Губернатор еле кивнул головой.

Вскоре покатили в Петербург с Иваном Прокофьевичем. Встретили старика с женой.

Она — грустно:

— На старости-то лет вот приходится по гостиницам жить да по столовкам кормиться.

А старик весело:

— Зато увидим свет и себя покажем, по театрам пойдем и прочее.

Отправился я в канцелярию министра узнать, когда принимает и как добиться аудиенции. Чиновник объяснил, что приемы бывают по четвергам, но в предстоящий четверг приема не будет по случаю бракосочетания великой княжны, не помню какой[377]. Я взвыл, ибо ожидать десять дней для меня было безмерно тяжело. Решил подать прошение Плеве, что мы приезжие издалека, почему почтительно просим, если возможно, принять нас в другой день. Мой брат[378] и приятели-юристы нашли мое ходатайство о внеочередном приеме высшим проявлением «провинциализма». Остроумный Зарудный Сергей Митрофанович глубокомысленно заметил:

— Привыкли, дорогой, общаться с полицмейстером запросто, а министр внутренних дел, по-вашему, тоже полицмейстер, только старше немного. И почему вы решили, что вообще подлежите приему? Прошеньице и по почте можно прислать! Беспокоить министра нечего!

Они шутили, а я обеспокоился — а вдруг не примет и действительно объявит: подайте письменно, о чем хлопочете. Скандал!

Прошение подал в понедельник, а во вторник вечером получил телеграфное извещение о назначении Меснянкину и мне приема в среду в 11 утра.

Покатили на Каменноостровский[379]. Прошение и все документы на имя министра и отдельно ходатайство на высочайшее имя подобрали, приоделись парадно. Меснянкин утром отслужил молебен об успехе. Полицейских около дома министра больше, чем у дворца его величества. Два раза показывали телеграмму о приеме. Ждали недолго, и нас ввели в большой кабинет, где за столом сидел всесильный Плеве. Меснянкин пошел вперед твердым шагом, остановился недалеко от стола и бухнул на колени. Плеве вскочил с кресла и громко сказал:

— Что вы, что вы, встаньте!

Меснянкин:

— Как ты — полномочный правитель, поставленный Царем-Батюшкой, то тебе и честь такая!

Встал и еще раз низко поклонился.

Я растерялся, мысленно послал к чертям Меснянкина и не знал, что делать. Плеве пригласил сесть. Я представился и назвал Меснянкина.

— В чем ваше дело?

Я вкратце указал, кто такой Меснянкин, его общественное и имущественное положение, и рассказал, что произошло.

Плеве:

— Вы все это изложили на письме?

— Да!

— В чем же ваше ходатайство?

— Прежде всего приостановите, ваше превосходительство, исполнение приговора, а затем, если Положение о земских начальниках дозволяет, то назначьте новое производство в порядке надзора[380]. Если такого порядка нет, то прошу повергнуть прошение на высочайшее имя через посредство вашего превосходительства.

Плеве:

— Губернатор у вас Никифораки?

— Да.

— Вы говорите, что он присутствовал в съезде при разборе дела. Чем же вы объясняете это его странное отношение к действительно редкому делу?

Тут Меснянкин подтянулся и высказал все накипевшее у него за это время озлобление. Оказалось, что старик не выдавал своих переживаний детям, представлялся, что ему безразлично все происшедшее, а в действительности страдал бесконечно. Я не узнал его, не предполагал, что он так хорошо разбирается в злосчастном деле и способен сильно, красочно говорить. Плеве слушал с большим вниманием и ни разу не остановил старика, когда он в резких выражениях говорил о Никифораки.

— Вот кого ты нам поставил управлять населением, вот у кого мы должны искать защиту в делах наших! — закончил Меснянкин.

— Да, — сказал Плеве, — если все так, то выходит, что нехорошо там у вас. Разберем, проверим. Телеграмма будет дана, не беспокойтесь, езжайте домой. Прошение ваше передам на заключение юрисконсульту Министерства внутренних дел Плющику-Плющевскому. К нему обратитесь, и от него узнаете решение.

Распрощались. Когда уходили, Плеве сказал:

— А все-таки сознайтесь, почему губернатор осерчал на вас?

Меснянкин:

— Обидно, значит, ему, что ходит по его земле мужик, а он не может его высечь. Вот и показал, что может мужика проучить, когда захочет. Ведь до него были тоже люди слабые из губернаторов, но ничего подобного не было.

Плеве слегка улыбался.

Поручил брату моему присмотреть за делом и побывать у Плющика-Плющевского.

Я поехал домой. Из Ставрополя уведомили, что министерство потребовало подлинное производство и отдан был приказ приостановить исполнение приговора. Впечатление в Ставрополе большое. Поговаривают чуть ли не об отставке губернатора. Началась волокита. Месяцев через шесть Никифораки расхворался (действительно) и ушел в отставку, а дело где-то застряло, и о нем забыли. Мы не напоминали. Лет через пять Меснянкин умер.

***

Совершенно неожиданное столкновение с Н. П. Карабчевским явилось последствием дела Меснянкина.

Когда по распоряжению Плеве было приостановлено исполнение приговора и все производство потребовано в министерство, как я выше сказал, земские и губернатор всполошились. Проходимец Кулябко, видимо, вздумал повлиять «на сферы» и послал гнусную статейку в «Новое время» по поводу дела Меснянкина. Как выяснилось, «Новое время» не поместило статьи, и Кулябко передал ее в «Петербургский листок» (известная улично-базарная газетка). В статейке было, между прочим, сказано, что Плевако, ознакомившись с делом, посовестился принять защиту и таковую принял «сомнительное светило» помощник присяжного поверенного Волькенштейн, который распинался, подогретый большим гонораром, и нашел, «что Меснянкину надо в ноги кланяться за то, что около него кормятся тысячи рабочих людей, а не сажать его на скамью подсудимых». Под статьей подписался: дворянин Кулябко-Корецкий. Газету кто-то мне прислал — должно быть, сам Кулябко. Я возмутился этою придуманною наглостью, послал газетку в Ставрополь моему приятелю и просил, если не затруднит его, поговорить по этому поводу с председательствовавшим по делу Меснянкина и нельзя ли получить опровержение на основании протокола судебного заседания. Сообщил я и Ф. Н. Плевако о статейке. Вскоре я получил выписку из протокола судебного заседания (не понимаю, как это соорудилось), в которой категорически опровергалось содержание статьи, и по моему адресу, и по поводу защиты дан наилучший отзыв. Плевако, конечно, был возмущен и написал мне ответ, полный ласки, и хороший отзыв обо мне как о защитнике. Копии я послал Плющику-Плющевскому, юрисконсульту министерства, с описанием личности Кулябко. В это время в «Новом времени» появилось письмо Карабчевского, в котором он заявляет, что защищавший Меснянкина помощник присяжного поверенного Волькенштейн не состоит в числе его, Карабчевского, помощников. Думаю, что это письмо было помещено не без влияния Федора Волькенштейна, который в статейке Кулябко усмотрел конфуз для себя, ибо не [было] указано имя этого помощника. Письмо Карабчевского меня возмутило, и я ему написал резкую отповедь. Писал, как равный равному, и наговорил ему много кислых слов. Думал, что он обратится в Совет[381], но он промолчал.

Прошло лет десять. В Ростове слушалось дело братьев Георгокопуло. Одного из подсудимых