Читать книгу - "Ош. Жатва. Том 1 - Артём Александрович Мичурин"

имел продолжительный и эмоциональный разговор с Глютом на предмет «Его берлога ближе всего». Степень измождённости личного состава к тому времени варьировалась от «сейчас сдохну» до «лучше бы я сдох вчера». Даже Хельга приуныла на загривке Красавчика и отвечала на мои остроты лишь вялым «хеее», вместо полюбившегося бодрого шипения дикой кошки. Кроме того, заметно похолодало, а тёплой одеждой мы обзавестись не удосужились.

— Нам срочно нужно найти убежище, — простонал Волдо, трясясь под порывами ледяного ветра.

— Я знаю деревню неподалёку, — обнадёжил Глют.

— Надеюсь, не так же «неподалёку», как эти чёртовы горы.

— Нет, буквально в полудне ходу. Если всё сложится, заночуем сытые, пьяные и в тёплых койках. Красавчика с Хельгой, правда, туда не пустят. Но хоть сами обогреемся.

— Веди.

На сей раз Глют не обманул моих ожиданий, уже к наступлению сумерек огни деревни показались за чёрными соснами. Я отослал Красавчика с его наездницей в лес, и наша троица подошла к воротам.

— Волдо, — сделал я приглашающий к общению с аборигенами жест.

— Виконт Дитрих фон Браун прямиком из Захена? — уточнил тот своё амплуа.

— Спятил? Ты простой селюк Волдо Кёлер. Или хочешь, чтобы нас вилами запыряли? Давай уже горлань, да пожалобнее.

Волдо что-то пробубнил себе под нос, явно раздосадованный утратой аристократического статуса, но справился с горем и, набрав в грудь грозящего спровоцировать пневмонию воздуха, максимально беспомощно заблеял:

— Люди добрые! Не дайте сгинуть зазря! Впустите обогреться! Мы заплатим! Умоляю, сжальтесь! Пальцев уже не чую! Проявите милосердие! Добро творящему добром и возвернётся…

Мольбы, хоть и не сразу, но возымели эффект. На одной из вышек показалась бородатая башка в меховой шапке и критически нас оглядела:

— Кто такие?

— Лишь трое измученных глупцов, пренебрегших тёплой одеждой, — взял я слово. — Держим путь через хребет по торговым делам. На плату за ночлег не поскупимся.

Получив в качестве доказательства наши неподдельно продрогшие трясущиеся тела, замотанные всем, что было под руками, бородатая башка в меховой шапке, наконец, покивала и дала отмашку.

Тесовые ворота дрогнули и, влекомые наружу, отворились. Двое угрюмых мужиков в заячьих тулупах и шерстяных шароварах с начёсом, вооруженные топорами, впустили нас без особых церемоний и тут же водрузили массивный засов на место.

— Оружие в корзину, — пробасил один из них.

Мы трое переглянулись, и я утвердительно кивнул. Мечи, тесаки и стилеты отправились в своё временное плетёное вместилище.

— Ступайте за мной, — продолжил бородач. — Да ведите себя смирно.

— И в мыслях не было причинять вам лишние хлопоты, — заверил я со всей искренностью.

За бревенчатой стеной нас встретили такие же бревенчатые избы, высокие с двускатными крышами, обильно поросшими мхом и лишайником, многие козыряли изукрашенными резными коньками. В сараях хрюкала да блеяла живность, из ладно сложенных печных труб струился сизый дым. В целом деревня выглядела небедно. Но было в ней что-то не то. Слишком уж тихой и безлюдной выглядела она для столь раннего часа. Не носилась детвора, не курили деды на завалинках, не трещали друг с другом тётки у колодца. Будто неведомая беда накрыла собою этот тёплый уголок посреди холодного мрачного леса.

Провожатый отвёл нас вглубь деревни, к большой, по здешним меркам, избе, выполняющей, судя по всему, роль постоялого двора и кабака в одном лице. Снаружи стояли грубо сколоченные столы со скамьями, пустые и давно немытые. Под навесом расположилась коновязь, куда мы пристроили кобылу, сняли с неё всё ценное и поднялись по высокому крыльцу.

— Эй, Олаф! — постучал кулаком в дверь наш немногословный гид. — Принимай гостей! Говорят, не с пустыми руками!

Изнутри послышались приближающиеся шаги, лязгнул засов, и дверь приотворилась.

— Кто такие? — пробасил в узкую щель обладатель нездорово красной опухшей рожи и водянистых глаз того же колора.

— Говорят, торговцы.

— Мимоходом?

— Именно так, — взял я слово. — У нас дела дальше на севере. Но по своему скудоумию, мы не подумали, что горы — не равнина, и погода здесь переменчива. Не сочтите за труд, пустите переночевать и обогреться у вашего очага. А уж мы в долгу не останемся.

— Хм, — смерили нас красные зенки оценивающим взглядом. — Торговцы… Ну заходите. Глядишь и сторгуемся.

Дверь отворилась шире, и в наши холодные обветренные лица дыхнуло теплом и почти домашним уютом. Впрочем, с последним я погорячился. Зал, предназначенный гудеть сонмом голосов и звуков соударяющихся кружек, был пуст и тёмен.

— Примите наши самые сердечные благодарности, — с большим усилием выговорил трясущийся от холода Волдо.

— Не найдётся ли чего горячительного? — добавил я.

— Этого хоть отбавляй, — невесело ответил трактирщик и скрылся во тьме опустевшего пристанища пороков.

Вернулся он с бутылью полупрозрачной бесцветной жидкости и четырьмя стаканами, после чего кивнул на ближайший стол:

— Присаживайтесь. Вижу, нам есть о чём потолковать.

Мы, не смея возразить хозяину заведения, усадили свои пятые точки по стульям и приготовились слушать балладу об упадке прежде доходного дела.

— Давайте начистоту, — многообещающе начал трактирщик, разлив по стаканам, — никакие вы не торговцы. Этими байками можете наших дурней на воротах кормить. Я в своё время тоже «приторговывал», — указал он на длинный глубокий шрам, идущий от левой скулы к подбородку. — И нашу братию завсегда распознаю. Скол, — поднял он стакан.

— Скол, — ответили мы дружно и осушили тару.

Я довольно крякнул, Волдо весьма некстати прослезился, а Глют едва не пыхнул огнём.

— Облегчу вам задачу, — продолжил трактирщик, припечатав стакан к столешнице, — и не стану дожидаться вопросов о причинах всем очевидной обстановки. Причина проста — в наших лесах завёлся вервольф.

— Кто? — проблеял Волдо, всё ещё не утерев слёзы.

— Оборотень, иначе говоря. Слыхали о таких?

— Не доводилось, — ответил я, решив не распространяться о своих познаниях фольклора.

— Человек-варг, — предельно лаконично пояснил Олаф и добавил: — Тот, кто обычно среди людей ходит, а по желанию своему умеет в варга обращаться, и в зверином обличье разум теряет, инстинктам животным всецело отдаётся. Вот он кто. Здоровенный. Прежде мы таких здесь не видали. Рыщет вокруг деревни, носу не даёт высунуть. Уже больше дюжины народу сожрал. По большей части на баб нападает. Но в последнее время и мужиками перестал брезговать. На самом деле вам крупно повезло, что сумели добраться сюда в целости.

—