Читать книгу - "Ош. Жатва. Том 1 - Артём Александрович Мичурин"

— устроить бойню простолюдинам. Мы же не хотим стать врагами народа?

Соображает.

— Так, — опустил я мешок и по-хозяйски подбоченился, — кажется, мне нужно кое-что прояснить. Видите это? — указал я себе на грудь, украшенную трофейным пальцем, в котором я заблаговременно проделал дырку и подвесил на цепочку, также позаимствованную у щедрого Бертольда.

Толпа пригляделась и загудела, делясь с ближайшими соседями бурей эмоций. Некоторые даже вспомнили, что дома их ждут дела и поважнее. Но большинство всё же осталось досматривать представление.

— Да-да, это именно то, о чём вы подумали! Герцог Бертольд Длинноногий дал дуба!

Толпа протяжно охнула, будто расставаясь с последней надеждой на чудесное спасение своего ненаглядного владыки.

— К несчастью, — продолжил я, выдержав достойную момента паузу, — покойный был не один. Боюсь, что к нему присоединился весь здешний гарнизон и личная гвардия.

Толпа снова загудела, но уже не возмущённо, а, скорее, взволнованно.

— Согласен, ужасная трагедия. Ни одной живой души, — указал я большим пальцем Бертольда себе за спину. — Можете пойти и проверить. Я на вашем месте именно так и сделал бы, как ответственный подданый. Весьма беспечно оставлять замок с его доверху наполненными кладовыми без присмотра.

Толпа зашушукалась, многозначительно переглядываясь и шаря глазами по сторонам, видимо, в поисках хоть каких-нибудь стражей порядка. И один таки нашёлся.

— Не слушайте его! — выкрикнул кто-то, не желая явно афишировать свою личность, но слишком мордастый и рослый, чтобы остаться незамеченным. — Он лжёт! Это просто невозможно! Их всего трое!

— Но где же тогда стража? — раздался из толпы глас разума.

— Они наверняка сплотились вокруг герцога и защищают его!

— Ты ослеп, Йозеф?! У колдуна палец Бертольда! — присоединился к дискуссии ещё один аналитик.

— Мы не можем знать этого наверняка! А даже если и так, это не даёт вам права грабить!

— Кто это? — поинтересовался я у толпы личностью доблестного защитника казённого имущества.

— Йозеф Штепан! — крикнули оттуда. — Торгаш!

— Рынком здешним заправляет! — начали поступать разъяснения от неравнодушных граждан, и одновременно с этим пошёл процесс отторжения биомассой скомпрометированной особи.

— Три шкуры с простого люда дерёт!

— Давай-давай!

— Выходи, раз смелый!

— Так-так-так, — заложил я руки за спину и обошёл выпихнутого классового врага кругом, пристально рассматривая. — Что же ты, Йозеф, земляков своих обираешь? Сам-то вон какой нарядный да сытый, а соседей норовишь по миру пустить, лишь бы мошну набить потуже.

— Я никого не обираю! Веду дела честно! Что за…?! — чуть стушевался базарный воротила, обнаружив себя оправдывающимся.

— Честно, значит?! — раздался из толпы возмущённый голос. — Цены такие заломил, хоть ложись да помирай! И это после неурожая!

— Да! — вторил ему другой. — Народ голодает, а этот только жиреет день ото дня!

— Верно! — присоединился третий. — У фермеров товар за гроши скупает, а продаёт втридорога! Чего вылез-то?! Выслужиться хочешь?! Думаешь, заметят тебя оттуда, а в награду и дальше позволят людей грабить?!

— Сам грабит, а нам не велит!

Толпа не на шутку разбушевалась, и Йозеф, сам не рад своей инициативе, попытался свалить от греха подальше, но в мои планы столь раннее окончание лекции о классовом неравенстве не входило.

— Не так быстро, любезный, — придержал я его за плечо, на что угнетатель попытался грубо отшвырнуть меня, но вместо этого, кривясь от боли, грохнулся на колени с заломленной рукой. — Так, значит, ты привык решать вопросы? Отмахиваешься от справедливых претензий, от народа отмахиваешься, будто от назойливых мух. Может, при Бертольде такое и сошло бы тебе с рук, но не при мне.

— Да! — услышал я в толпе робкую, быстро угасшую поддержку.

— Наживаться на горе соседей гнусно, — продолжил я набирать очки дешёвой популярности. — Ты же это понимаешь, Йозеф?

— Я лишь делаю свою работу, — проскрежетал тот.

— Любой вор может сказать то же самое. Но пойманному вору давно бы отрубили руки, а тебе повезло — ты получил шанс загладить свои грехи перед этими добрыми людьми. Думаю, на первый раз обойдёмся национализацией твоих складов.

— Да! Справедливо! Пусть отпирает закрома! — возопила толпа, теперь куда смелее и дружнее.

— Вот видишь, Йозеф, как много терпимости в твоих соседях, которых ты никогда не ценил. Они буквально всепрощающи. Завидую тебе.

С этими словами я толкнул едва не плачущего торгаша в объятия любящих земляков:

— Этот город ваш, друзья! Пора взимать долги с угнетателей!

Вилы, цепы и мотыги, принесённые, дабы покарать обидчиков герцога, взметнулись вверх, приветствуя народных заступников.

Ах, как же приятно ощущать себя вершителем справедливости. Да, в конце концов сюда пришлют армию и жандармов, они угомонят распоясавшихся горожан, разыщут «зачинщиков», кого-то повесят, кого-то запытают. Тот же Йозеф, если уцелеет, будет ходить и указывать пальцем на смутьянов. Но всё это будет потом, а сейчас Швацвальд охватил дух свободы и классовой солидарности. Я взял город и отдал на разграбление его же жителям! Едва ли кто из захватчиков может таким похвастаться. Если и сейчас обо мне не сложат героическую балладу, следующий город пущу под нож.

Избавившись от благодарной публики, мы без проблем добрались до Руйбе и забрали лошадей. Правда, пришлось объясниться на счёт бедняжки Тельмы. Я соврал, что та была убита стражей. Не хотелось губить нашу крепкую мужскую дружбу. А Руйбе не хотелось в очередной раз палиться перед супругой, поэтому он не стал расспрашивать об обстоятельствах этой трагедии. Но, чуя подвох, обнаглел настолько, что почти потребовал душу в оплату своих услуг. Если бы он сумел обойтись без таких словесных оборотов как «не сочтите за неуважение», «надеюсь, вас не затруднит» и «если сочтёте возможным», это звучало бы как жёсткий ультиматум. Не в моих правилах вестись на ультиматумы, но сегодня я был лучшим другом всех сирых и убогих, а потому дал. Точнее, велел Волдо: «Подыщи ему что-нибудь подходящее». И этот куркуль отыскал в своих закромах настолько мелкую душонку, что она едва не затерялась в складках кожи, когда упала на ладонь Руйбе. Но и этого хватило, чтобы пожухшее от солнца и ветра крестьянское лицо засветилось счастьем. Ох, до чего же я хорош, просто прекрасен.

— Вы отлично справились, там, у ворот, — подтвердил Волдо моё превосходное мнение обо мне, когда наш маленький отряд народных мстителей отъехал от обезлюдевших полей Руйбе и лёг