Читать книгу - "Ош. Жатва. Том 1 - Артём Александрович Мичурин"

class="p1">Описанная перспектива сильно смутила моего визави, но согласиться на роль нашего провожатого не принудила. Он обречённо снял шлем и продолжал молчать, скользя тяжёлым взглядом по изуродованным останкам своих сослуживцев.

— Нет? Что ж, тогда… — махнул я рукой, подзывая Красавчика. — У этого симпатяги давненько не было романтической связи, а без романтики он становится раздражительным и буйным.

В подтверждение моих слов зубастый сердцеед вплотную приблизился к своей потенциальной пассии и многозначительно облизнулся. Нерешительный рыцарь вздрогнул и, гремя латами, попытался на жопе отползти прочь от своего нежданного счастья.

— Да, можешь сопротивляться. Ему это по душе.

Красавчик вальяжно шёл следом и, похоже, что-то в его маслянистом взгляде убедило-таки нашего благородного юношу пересмотреть свои принципы:

— Хорошо-хорошо! Я отведу вас, куда хотите! Пресвятая Амиранта…

— Славно. Только учти — даже если ты заведёшь нас в засаду, минутку для романтики мы найдём.

Благородного юношу звали Жан-Батист, что было весьма странно для еретического Аттерлянда и весьма уважаемо для преисполнившейся благоговейным трепетом частицы Герберта Кейна во мне. Кажется, я даже осенил крестом это живое напоминание об истоках христианства, на чистых рефлексах. Впрочем, помощь истинного Бога Жан-Батист котировал не слишком-то высоко и больше полагался на — прости Господи — Амиранту, упоминая её богопротивное имя тем чаще, чем меньше этажей оставалось между нами и вожделенной целью. Особенно юному вероотступнику не нравилось, когда гамбезоны всё более редких стражников насквозь пропитывались кровью, и та начинала сочиться из каждого стыка доспехов, пока железные истуканы, гротескно корчась и воя, шагали навстречу своей смерти. Под конец восхождения Жан-Батист даже начал умолять меня пустить в ход меч, дабы прерывать страдания не в меру стойких ревнителей графского покоя. Его мольбы были так проникновенны, что моё сердечко в конце концов дрогнуло, и я снёс благородному рыцарю голову клинком. Ез-за высокого латного воротника удар пришёлся не совсем по шее, отчего внутри кирасы осталась нижняя челюсть с языком, а верхняя часть с остекленевшими в удивлении глазами и остатками сколотых зубов улетела в общую кучу хлюпающей кровавой массы защитников. Но обезглавленное тело Жана-Батиста осело аккурат у дверей герцогских покоев. Надеюсь, его скорбящие родители будут довольны.

Я принял очередную порцию душ и запрокинул голову, разглядывая эти с позволения сказать двери. Метра четыре высотой и около трёх шириной, они скорее попадали в категорию крепостных ворот, если не обращать внимание на украшающие их высокохудожественные барельефы с весьма натуралистичным изображением батальных сцен, в которых сверкающая бардами тяжёлая кавалерия втаптывала в грязь охваченную паникой пехоту, а когорты одоспешенных по самое небалуйся доппельзольднеров проламывали ощетинившиеся пиками вражеские построения. Помимо конвенциональных типов войск были здесь и запрещённые колдуны. Эти магические аналоги зарино-зомановых свистоперделок насылали на сплочённые ряды защитников Аттерлянда ядовитые испарения и обрушивали на их неведающие сомнений головы огненный дождь. Вся эта кровавая вакханалия творилась в долине промеж двумя холмами, на одном из которых красовался рыцарь в сияющих доспехах верхом на вздыбленном жеребце, а на другом — нечто ужасное. Это существо словно срослось со зверем, верхом на котором восседало. Грубые непроницаемые латы покрывали их с макушки до копыт. Всадник держал в одной руке пылающий треглавый цеп, а в другой — громадный исходящий густым дымом меч. За узду или луку он мог держаться разве что своим демоническим хером, но, похоже, ему это не требовалось.

— Нам их ни за что не открыть, — поделился мнением Волдо, заметив мой интерес к дверям.

— Кто этот парень? Вот тут, — указал я на ловко держащегося в седле зловещего всадника.

— Это Ванарат, — ответил Волдо с ясно различимыми нотками трепета в голосе. — Один из Пожирателей.

— А, тот самый, о котором говорила Арабель… — подошёл я поближе, дабы рассмотреть знаменитость во всех доступных подробностях. — Хорош-хорош. А это, — устремился мой указующий перст в сторону сияющего рыцаря с противоположной стороны, — должно быть, наш дорогой и нежно любимый Бертольд собственной персоной?

— Насколько я могу судить, это его дед — Гвидо Прекрасный.

— Ух! Дал же Боженька погоняло! И почему меня не прозвали Прекрасным, Восхитительным или, на худой конец, Неотразимым? Мясник — это так банально.

— Что нам теперь делать? — не унимался Волдо, отказываясь развивать мои отвлечённые рассуждения.

— Ну, для начала стоило бы всё же попробовать, — отдал я ему меч и обеими руками навалился на створки дверей. — Кхе. Сука. Заперто. Может, они в нашу сторону открываются? — пригляделся я в поисках дверных ручек, но успеха не снискал. — Наверное, какие-то хитрые механизмы. Ну ничего, сам откроет.

— Предлагаете сидеть тут и просто ждать? — смухортил рыжий зануда недовольную гримасу.

— Не просто ждать. Надо подтолкнуть нашего вельможного затворника к выходу в свет.

— И как же мы это сделаем? Обложим двери соломой и подожжём?

— Либо двери соломой, либо Бертольда хуями. И второй вариант видится предпочтительным. Мешки ворочать мне никогда не нравилось. Эй, Беня! — крикнул я в закрытые двери, набрав воздуха. — Не возражаешь, если буду звать тебя Беней?! А то с твоего имечка язык сломаешь! Сразу видно, что родители тебя не любили! И что это за погоняло такое — Длинноногий?! Бегаешь что ли быстро?! В комнатушку свою, небось, на всех парах летел, как только прознал про мой визит, да?! А мы идём и думаем: «Что за ерунда? Откуда столько говна в замке?». Не ты по пути обронил?!

За дверями послышались тихие шаги, и я понизил громкость, давая тем самым понять, что знаю о наличие благодарного слушателя по ту сторону:

— Эх, Беня-Беня… Не изобразят тебя верхом на племенном жеребце, как твоего героического деда. Как бы, по-твоему, он отреагировал, зная, что его единокровный внук в час опасности заперся у себя в комнате, словно плаксивая сученька?

За дверями раздалось тяжёлое сопение, переходящее в рык.

— Впрочем, я не настолько хорошо тебя знаю, чтобы судить. Быть может, тебе всё это нравится. Быть может, унижение для тебя — сладкое наслаждение. Ну что притих? Надрачиваешь там?

— Да как ты смеешь?! — прорычал мощный глубокий бас так, что по дверям пошла вибрация, а Волдо испуганно отпрянул. — Кем ты возомнил себя, ничтожество?!

Есть поклёвка!

— Я-то? Да никем. Я и есть никто. Так, что-то вроде ярморочного урода. С моей рожей даже афиши везде расклеивают. Мясником звать. Ну чисто балаганщина же, да? Представляешь, Беня, заявился к тебе