Читать книгу - "журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин"

И вот вся жизнь его не поднялась до этих детских стихов.

Ночь без сна. Разговор с председателем. Раздетая женщина в ночи.

Ему ясно увиделась Люда. Ночью он был равнодушен к ней, а сейчас она чувствовалась вожделенно, запретно, неуправляемым желанием. Сейчас он ни одно бы свое движение к ней не приостановил и ему казалось уже: и она бы не приостановила. У нее были такие прощающие, молчаливые глаза.

Захваченный поднимающимся чувством, он не осознавал себя, дыхание его перехватывало сердце. Он не видел улицу. Потерялся.

Рядом, прижимая его к бровке, прогрохотал Кировец, громадным своим колесом выплеснув грязь из колеи, окатил перед ним ограду. Сергея обдало мазутным жаром. Кировец встал. Из дверцы сверху высунулся Юрка Карелин.

— Че отключился, Серега? Я тебя мог не заметить. Подворачивай ко мне. Я на обед как раз еду.

Оранжевая горячая громада тронулась, раздавливая улицу. У дома Карелиных остановилась.

Раньше колхозники на коне к дому подъезжали, повод на кол накидывали, а Юрка семьсот лошадиных сил у двора приколол. Во дела. Ну и вооружились парни.

Юрка его дождался.

— Давно тебя не видел. Смотрю — идешь.

Юрка одноклассник Сергея. На витрине у правления колхоза Юрка при галстуке. Прибранный. Прилизанный. Показательный товарищ.

Перед Сергеем предстал совсем другим: вольным, уверенным. Юрка заматерел. Набрал объем. Такого на „Беларусь" уже не посадишь. Улыбается покровительственно. В деревне о нем говорят: „Занесся". Мужики в мастерской к концу работы загоношатся: пока достукивают ключами, пока гайки доворачивают, кто-то отлучится и — на верстаке бутылки красной появятся. А через минуту уж и говор живой, и стаканы липкие в руках друг к другу протягивают.

Юрка мимо верстачной братии проходит, глазом не покосит.

Его подзуживают:

— Юрка, когда свою тройку в общий котел вложишь?

— Зачем? Чернила пить? Их на собаку плесни — шерсть облезет. У меня коньяк дома стоит.

Мужики сильно обижались. И не только мужики — вся деревня обижалась: „Себя всем противопоставил. Вознесся!"

Сергей в доме Юрки ни разу не бывал. У отца его бывал. Этот дом Юрка сам уже строил, после женитьбы. Светлый дом. С большими окнами.

— Ты пока подожди, я моментом, — сказал Юрка.

В первой комнате холодильник „Минск" — самый большой из наших отечественных. Сервант с зеркальными стенками. В нем тщательно расставленный хрусталь, удвоенный зеркальной глубиной! Все как надо...

В другой красный ковер во всю стену. Цветной телевизор. На полу палас — толстая серая рябь. Палас мягко принимает ступени — ходить боязно. Стенка ГДРовская из черного дерева с хромированной отделкой и матовым орнаментом по стеклу.

— Стенку где взял? — спросил Сергей, когда Юрка появился с банкой красных помидор.

— Когда дают, почему не брать.

— Такие в городе по закрытому распределению.

— И мне по распределению.

— Тебе-то чего? — безбоязненно полез подначивать Сергей. Юрка друг все же. А про житейские тайны где еще узнаешь.

— Передовику.

— На машине-то своей куда ездишь? Лес рядом. За грибами пешком можно.

— Свой конь всегда годится.

— Получен тоже без очереди?,

— Попробовали бы не дать.

— Хорошо живешь. При такой работе ты, наверно, главнее председателя?

— Садись-ка ты, Серега, за стол. Жена тебе ничего не готовит. Потому как не обзавелся ты женой. Будешь? — Он вынул из холодильника водку. Юрка налил борщ с большими кусками мяса с торчащими отростками ребер. В тяжелой чугунной сковороде достал из печи котлеты.

— Балуют тебя, — сказал Сергей. — И русскую печку сбил. Другие все повыкидывали.

— Валька попросила.

Помидоры холодные. Сметана холодная.

Сергей ее зачерпнул — по металлической ложке почувствовал ее прохладу.

— В погребе хранишь?

— Не люблю из холодильника. Резиной воняет. В погребе мороз от земли — спустишься, аж знобит! А вот водке и в холодильнике ничего не делается — никаких запахов не набирает.

Развернувшись к серванту, сдвинул стекло, захватил в ладонь две стопки, поставил перед собой. Наполнил.

— Давай. -

— Ты же на тракторе?

— Одну можно. Другие выпьют чуть, сразу по морде видно, глаза стекленеют. А меня Валька нс замечает. Ну... А ты что? Нет? Все с того раза?

Его одноклассник наполнен силой: будто питался едой, сдобренной особыми стимуляторами роста. И в жестах, и в поступках его сознание правоты.

В комнату такой же уверенный и деловой втащил детский велосипед с толстыми колесами его сын. Бросил велосипед на пол и, не обращая ни на кого внимания, начал что-то в нем откручивать. Он в кедах, в куртке — крепкий, плотный, толстый синтетический хомячок.

Этот хомячок вскоре открутил и снял колесо.

Сергей заинтересовался — дорогую машину пацан курочит.

— Смотри, растеряет все, — насторожил Сергей.

— Пускай к технике привыкает.

— Сколько ему?

— Пятый. Мать его за такой ремонт гоняет. Я только успеваю ее руки перехватывать. Он это усек. При мне смелый. Ишь работает! Витька, цепь станешь надевать, скажи.

Витька заинтересовал Сергея. Характер! Полное пренебрежение к постороннему человеку, родительскому запрету — занят делом. Гайки раскрутил, колесо разобрал, пол грязными кедами извозил. Такой появится со своим делом — дружки только ахнут.

— Ты че, навсегда сюда? А с родителями как? Разругался? — спросил Юрка.

— Нет, все миром.

— А это дело, работа твоя, для мужика сейчас вроде не то.

Сергей развел руками, как бы сказав: дескать, что ж.

— Вон Костя Сергеев в прошлом году на „Ниве“ намолотил десять тысяч тонн. Так разработался, после своей уборки в другой район отправили. Орден получил и машину. А ты на баяне хоть с самого утра до заката без перерыва играй, по-моему, тебе никакой медали не привалит. Чудной ты, Серега. Да и у многих, сдается, темы не хватает. Посчитай, больше половины из нашего класса в город подались. Знаешь, с кем я виделся? Володькой Цветаевым. Помнишь, у доски все наши ответы дополнял. „Цветаев, дополни".. „Цветаев — наш отличник, наша гордость!“ Склоняли его на всех углах. Здорово, черт, учился. На олимпиадах всегда первые места брал. И сейчас еще его мать на школьных собраниях в президиум выбирают.

Встретился я с ним. Володька обрадовался. Домой повел. Квартира как вот эта одна комната, фанерой перегорожена. (Чужую снимает за пятьдесят рублей). В каком-то конструкторском бюро работает.

Пришли. Смотрю, собирается вроде встречу отметить. Покопался в сумочке в шифонере —