Читать книгу - "На золотом крыльце - Евгений Адгурович Капба"

а руки и ноги были абсолютно расслаблены, болтались как плети, и весь он выглядел — краше в гроб кладут, но… Дышал же! Что ему помогло в прошлый раз? Водка? Где мне взять водки-то теперь? В его каморке? Тащить полумертвого кхазада в каморку… Что за идиотская идея? Звать медиков? Но он ведь просил не говорить никому… А если помрет?

— Ненавижу выпускные! — я уселся рядом с гномом на пол, обхватил голову руками и на секунду закрыл глаза.

Я почти готов был бежать в медблок, просто — решил дать себе лишние пару секунд. Прикрыл глаза — и с помощью телекинеза стал собирать его вещи, рассыпанные по полу, в ящик. А потом Людвиг Аронович всхрапнул, и я увидел перед собой ту самую дверь: светящуюся, сплошь состоящую из рун, рисунков, звезд и древесного орнамента.

— А-а-а, гори оно всё! — рявкнул я, и потянулся к это двери, толкнув в каждую из рун эфирной нитью.

Вдруг вокруг меня сгустилась тьма, всякий свет померк, но потом вспыхнул снова — и я осознал себя в Библиотеке.

Не в моей, нет. Я сразу понял: это была Библиотека Людвига Ароновича Лейхенберга!

* * *

Дела здесь шли скверно. Это я сразу мог сказать, особенно не присматриваясь. Половина печатных изданий валялась на полу в полнейшем беспорядке, на полках вместо них стояли книги, брошюрки, фолианты и тетрадки с очень характерными надписями на форзацах и обложках. «Чай», «Чаек», «Надо попить», «Хлебнуть чайку», «Заварить покрепче», «Термос или заварочник — что лучше?» и множество других подобных. Многие десятки, если не сотни томов! Настоящее загромождение!

Между этим хламом находились книжки про работу: справочники по столярному делу, по электрике, сантехнике, монтажу, кладке камня, резьбе по дереву и электрогазосварке, плазменной резке, гравировке, чеканке, токарному и слесарному мастерству. Имелись инструкции на кучу всяких приборов, схемы сборки-разборки каких-то инструментов, и вообще — куча всего полезного. А еще — множество альбомов с семейными фотографиями, и, конечно, стеллаж с ежедневниками — огромный, полок на сто двадцать, не меньше! Пожил Людвиг Аронович на свете немало… Но даже среди этих поденных записей попадались дурацкие буклеты с рекламой скоморошьего чая, какие-то журнальчики с бодрыми старичками и старушками, прихлебывающими из чашек, и прочая всякая такая дичь.

— Так! — сказал я. — Нафиг это дерьмо.

Оглянувшись на дверь, я снова использовал свою силу — и распахнул ее настежь! И принялся хватать телекинезом все эти чертовы тома и буклетики про чай и выбрасывать за дверь. Я, честно говоря, даже не задумывался, что действую внутри чужого сознания, просто работал и все. Знал — так Людвигу Ароновичу будет лучше. Вышвыривал наружу макулатуру целыми стопками, работал прицельно, стараясь не задеть ничего важного. Вообще ничего, кроме засравшей ему голову чайной темы.

Не знаю, сколько это заняло — час, полтора? Я потерял счет времени, да и вообще не очень представлял себе, как именно это работает — внутри чужой памяти, сознания, или что визуализировала собой эта Библиотека? Ясно как Божий день — это только я видел Библиотеку. Другой менталист наверняка видит по-своему, и я понятия не имею — как. Но я — книжный мальчик, и именно поэтому вижу книгохранилище… Книгохранилище в беспорядке.

Я выбросил все, что нашел про чай, и взялся за расстановку книг, валяющихся на полу. Если бы не телекинез — провозился бы полжизни наверное, а так — фильтровал достаточно быстро: уцепил книжку, распахнул, просмотрел аннотацию — отправил на полку. Сортировал по принципу деда Кости, который он применял, когда учил меня наводить порядок в комнате. «Фрукты — фрукты, сиськи — сиськи!» — говорил он, пока баба Вася не слышала. — «Или подобное помещаем к подобному!» То есть все, что касалось мастерового дела — шло в один угол, что касалось семьи — в другой. Отдельный большой шкаф я забил гримуарами в твердых, как будто металлических обложках: сплошь набранные рунами, на кхуздуле, они просто орали: «Не влезай, убьет!». От них веяло кровью и смертью, и я снова вспомнил про «говорящую фамилию». К слову — инструкций по владению оружием у Лейхенберга тут было предостаточно.

Автомат Татаринова, ручной гранатомет, огнемет, куча видов пулеметов, боевой молот, секира, полицейская дубинка и всякое другое, странное и стремное. У меня страшно чесались руки все это почитать — интересно же! Но имелось два «но». Первое и самое главное звучало очень просто: непорядочно! Нехорошо это, лапами лезть в душу к человеку. Хирург небось лишнего в потрохах не вырезает, и уж тем более себе органы пациента не пересаживает! Так что — нет, не круто воровать чужие навыки без спроса.

Руслан Королев — другое дело. И сравнивать нечего.

А второе «но» — время! А вдруг все будет потеряно из-за моей медлительности?

Спустя время все книжки стояли на полках по темам — любо-дорого смотреть. Финальными штрихами стала расстановка тетрадей с ежедневными записями по порядку и банальная уборка. Я просто смахнул пыль с мебели: лавок и табуреток, поставил их на ножки, выставил ровно стол, разложил на нем писчие принадлежности — как положено и провозгласил:

— Ну, вот так как-то!

Теперь Библиотека Людвига Ароновича Лейхенберга походила на приличное заведение, а не на ужас библиофила. Я очень надеялся, что болезненная тяга кхазада к скоморошьему зелью если и не пройдет совсем, то как минимум станет гораздо легче переноситься. Отряхнув руки, я шагнул за дверь и…

… И открыл глаза, сидя на полу перед гномом. Во рту я ощущал металлический привкус крови, у меня текло из носу — на губы, подбородок, рубашку. Голова кружилась, все плыло перед глазами, и виной тому была не драка с киловцами, точно.

— Вер-р-р-рдамте шайзе… — послышался хрип Людвига Ароновича. — Миха… Миха, это ты?

— Ай-ой! — сказал я. — Рад, что вы не сдохли.

— Я теперь долго не сдохну, — он лежал на спине и смотрел в потолок ясным, чистым взглядом. — Миха, ты меня спас, ферштейн? Я не знаю, что ты сделал, но точно знаю, кому очень-очень нужна твоя помощь!

— Да какая помощь, Людвиг Аронович, мне б самому кони не двинуть… — я снял рубашку и стал вытирать ей кровь с лица. — Кстати, выпускной закончился, диплом я получил, и концерт тоже прошел нормально, я присмотрел.

— Миха, Миха, — он нашарил своей крепкой волосатой рукой мою ладонь и ухватил ее цепко, как клещами. — Золотой ты парень…