Читать книгу - "На золотом крыльце - Евгений Адгурович Капба"

Может я реально ей понравился, она что-то почувствовала, но потом аристократическая накачка взяла свое? Поигралась, а когда поняла, что все зашло слишком далеко — отправилась советоваться со старшей подружкой, и вот такое вот выдала. А я что? Ну не дурень ли? Я ведь сам постоянно подчеркивал, что голодранец! Не хвастаться же папашкой, в конце концов!

И с Афанасием все понятно. Старший Вяземский — военный министр, бывший командующий группой армий «Прут». Такой и Ермоловым — ровня. Разве что сынок его ей не нравится. Но ничего, думаю — сговорятся.

Я больше не слушал, что они там дальше делали в этой беседке, я просто развернулся и пошел в сторону общаги. Нужно было искать Людвига Ароновича, но мне, если честно, теперь просто хотелось… Хотелось дать кому-нибудь в морду. Я теперь не прятался и не обходил компании, вышел на одну из боковых аллей и двинул вперед, сунув руки в карманы. В голове как будто стучали барабаны, кулаки сжимались и разжимались — я никак не мог справиться с собой, не мог понять, что делать дальше.

Вдруг мне в спину раздался негромкий свист.

— Э, новенький! Есть пожевать?

Аристократы? Да ну, очередное быдло. И здесь — тоже. Пожевать они просят, скоты. Я знал, о чем они спрашивают. Не о ванильных сухариках, и не о свиной тушенке. Судя по заплеванному зеленой слюной тротуару, эти ребята-спорстмены из сборной по киле жевали хавру. Туповатые придурки, никогда не понимал спортсменов, которые жуют эту дрянь!

— Я не дерьмоед, — откликнулся я, поворачиваясь к ним. — Не имею привычки жевать говно.

— Что ты сказал, Титов? — кто-то из них стал вставать.

— ТитОв, — шмыгнул носом я. — Я сказал, что не имею привычки жевать говно. Хавра — это ни что иное, как переработанно дерьмо одной хтонической твари из Кара-кумской хтони, замешанное на сахалинском мумие. Кстати, никак оно на магию не влияет, и восстанавливаться после тренировок тоже не помогает. Вы просто суете себе в рот говно, вот и всё. Живите теперь с этим, пацаны.

Что характерно — эфир даже не дернулся. Никто из них и не думал применять магию. Эти киловцы — они все накачанные, здоровенные, как лоси. У них нет ограничения по весу, а мышечная масса во время прорыва в «город» с мячом реально может зарешать. Поэтому двое из этой компании и двигались ко мне весьма уверенно. Что им какой-то новичок?

Они были старшекурсниками, я и фамилий-то их не знал — видел пару раз на физкультуре, вот и все знакомство. Ребята пользовались послаблениями во время выпускного, занимались тут любимым делом — жевали остатки дерьма, хотели стрельнуть еще, а я вот начал выеживаться. Вторая отметка в личное дело? Да и пофиг. Мне хотелось сделать что-то нехорошее — и случай нашел меня сам.

Первый совершил богатырский замах и его кулак понесся к моей башке, но я успел нырнуть и врезать ему в печень — как в каменную стену! Крепкий киловец! Понятия не имею — пробил или нет! Второй ухватил меня за шиворот и потянул на себя, я крутанулся на месте — и влупил хороший бэкфист ему в зубы.

— Ах ты сволочь! — на секунду мы разорвали дистанцию.

Я увидел, как первый держится за бок. А второй — сплевывает красно-зеленую жижу изо рта. А потом мне прилетело ногой в спину и я полетел вперед, натыкаясь сначала на кулак парня с пробитой печенью а потом — на колено киловца с разбитыми губами. Я грянулся на тротуар, ударившись локтем и коленом.

— Придурок, ять, — сказал кто-то за моей спиной, и я узнал голос Вяземского. Он наклонился к самому моему уху и проговорил тихо, чтобы никто не слышал: — Титов, если Ермолова тебя тоже отшила, и ты весь такой страдаешь — иди, скрути петлю из удлинителя и повесься где-нибудь у нее под окнами. Но знаешь, я думаю — она не оценит.

Я пытался вдохнуть хоть капельку воздуха, но после удара коленом в солнечное сплетение вообще едва соображал, что происходит. Афанасий повысил голос, обращаясь к киловцам:

— Господа, у меня для вас есть отличное предложение: как насчет расписать «тысячу»? У меня есть кое-что из Пеллы для отличного продолжения вечера! Жду всех в моей комнате… Наш мальчик не будет никому ничего докладывать, у него отметка в личном деле, ему проблемы не нужны… Верно, Титов? Ты сам знаешь, что повел себя как придурок, и получил за дело. Нечего на этом акцентировать внимание. Да?

— Да-а, — просипел я.

Вяземский был кругом прав. Хоть он и сволочь.

— Вот и молодцом, — он похлопал меня по плечу. — Если решишь вешаться — сделаешь мне большое одолжение.

— Перебьешься, — наконец, отдышался я и встал на одно колено. — Пошло оно все нафиг.

— Вот! Вот — Титов, которого я знаю, — усмехнулся молодой ледяной маг. — Выше нос, кусок мяса! Во время военно-хтонической практики просись ко мне, слышишь? И не водись с нелюдями и с Ермоловой. Говенная политика, поверь.

Он зашагал по аллее — догонял своих, что-то насвистывая. А я, наконец, распрямился истоял, пытаясь отдышаться, чувствуя, как пульсируют болью спина, ребра и лицо, и смотрел на темную громаду нового корпуса, и в моей до звона пустой голове кое-что начало проясняться. Я, кажется, понял, где еще могу поискать Людвига Ароновича.

И это сейчас, пожалуй, было самым важным — ни смотря ни на что.

* * *

Окно цокольного этажа, того самого, которое при помощи отвертки Лейхенберг открыл когда-то, было приоткрыто. Там было темно — хоть глаз выколи, я ориентировался по эфирным нитям — они не обманывали. Там, внутри, находилась одежда, обувь, тюбетейка, термос и сумка с инструментами. Да, я не мог почуять живой организм, но сравнительно небольшие предметы находились в моей власти. Среди инструментов имелся и фонарик, который я мигом притянул к себе, и, ухватив его, включил.

Тело кхазада в изломанной позе лежало там, на бетонном полу подвала.

— Аронович, блин… Да что ж это такое?

Я спустился вниз, в два прыжка оказался рядом и склонился над гномом, ругаясь от боли в ребрах и спине. Столяр был жив, жив! Он едва дышал, и глаза его закатились черт знает куда, под самый лоб,