Читать книгу - "Элеонора Августа - Борис Вячеславович Конофальский"

– Ой, спасибо, экселенц!

Волков махнул ему рукой: слушай, ты, балда.

– Найдешь себе еще двух помощников, возьмешь из моих людей. Бери людей немолодых, заслуженных, из старых солдат, положу им жалованья по два талера в месяц. Пусть при вас будут. Теперь ты будешь коннетаблем, пусть тебя все зовут «господин». Твой дружок… как его…

– Ежом меня зовут. – Напарник Сыча поклонился.

– Будешь помощником коннетабля. Наведите мне тут порядок, чтобы ни воров, ни игрочишек, ни драк не было. – Кавалер встал. – Сыч, а тот человек, которого ты мне изловил, еще у тебя не помер?

– Нет, экселенц, на цепи так и сидит, вас дожидается.

– Завтра помой его и ко мне утром приведи.

– Да, экселенц, сделаю, – отвечал Фриц Ламме и, указывая на воров, спросил: – А как с этими быть?

– Дождись купчишку, если скажет, что он у них краденое купил, поступай как должно, ты теперь коннетабль мой, сам должен знать, что делать, но до утра не тяни, действуй быстро. А купца в плети и вон отсюда, не нужны мне здесь скупщики краденого.

– Сделаю, экселенц.

Кавалер направился к двери, люди перед ним расступались с поклонами, и на глаза ему опять попался трактирщик.

– А, ты? – Волков поманил его пальцем и, когда тот расторопно подошел, взял его за локоть и пошел с ним на улицу, разговаривая как со старым приятелем: – Вижу я, друг мой любезный, что дела у тебя идут хорошо.

– Ну… Чего же Господа гневить… Идут дела, господин, идут… – не очень-то охотно отвечал трактирщик.

– Так вот и не гневи Бога, дела-то у тебя весьма хороши, как мне кажется. Или нет?

– Так и есть, господин, дела мои неплохи, – со вздохом отвечал хозяин заведения. Он прекрасно понимал, куда клонится разговор.

Волков остановился, но локтя трактирщика не выпускал, смотрел на трактирщика внимательно, улыбался и молчал, как будто ждал, что тот ему скажет.

– Дела мои неплохи, и я даже могу дать сверх уговора нашего… – Трактирщик сделал паузу, прикидывая сумму. – Сверх нашего уговора могу дать еще пятьдесят монет в год.

Кавалер ничего на это не ответил, так и держал за локоть да смотрел ему в глаза, чуть прищурившись, с этакой нехорошей хитринкой.

– Ну, может, не пятьдесят, – догадался по его взгляду хозяин заведения. – Сто монет сверх договоренного в год.

– Сто монет? – Волков все не выпускал его локоть. – Интересно, а сколько ты зарабатываешь в день на моей земле, при стольких-то людях, что у тебя даже на полу спят? Что едят у тебя, пьют, девками твоими пользуются? А?

Трактирщик подумал-подумал и сказал вдруг:

– А лучше буду я вам платить полталера в день. И тянуть до конца года не стану, плату буду приносить каждый месяц.

– Полталера в день? – Волков чуть подумал и наконец выпустил его руку. – Полталера… Но все равно мне очень интересно: сколько ты зарабатываешь?

Трактирщик лишь улыбался в ответ заискивающе: э, к чему вам, рыцарю, знать всякий подобный вздор, ну вот нужно оно вам?

Волков пошел к коню, а сам думал о том, что в Эшбахте можно уже и второй постоялый двор ставить, да и у амбаров тоже. Уж пустовать-то они не будут, ни один, ни другой.

Глава 35

А госпожа фон Эшбахт словно умом повредилась. Едва Волков в дом вошел, как кто-то из девок дворовых, нашлась дурная, истошно крикнул: «Господин вернулись!» Так немедленно из верхних покоев, переваливаясь с огромным своим животом, едва не падая, путаясь в подоле, чуть не кубарем по лестнице в одной рубахе нижней и в чепце слетела Элеонора Августа фон Эшбахт, урожденная фон Мален. С плачем, с подвыванием кинулась она к мужу, повисла на нем, потянулась к нему с поцелуями.

«О господи! И еще растолстела!» – подумал кавалер с неприязнью.

А она вцепилась в него накрепко и со слезами в голосе говорила:

– Наконец-то, а то я извелась уже. Слух прошел, что врагов вы одолели, а домой не едете…

– Я мир с соседями заключал, – отвечал кавалер рассеянно, но обнимал жену крепко. – Будет вам плакать. Приехал я.

– Может, и так, но я волновалась, вас все не было и не было, а мне давеча еще и сон снился, что вас побили и вы в воде погибли в какой-то черной.

– Что? – Волков поморщился. – Что за сны вам снятся? Вы бы молились на ночь, госпожа моя.

– А мы молимся, по четыре раза на дню… – заявила мать Амелия, которая уже спустилась вслед за его женой. Монахиня, как всегда, была чем-то недовольна и продолжала нравоучительно: – И к причастию ходим, и исповедуемся, все как должно.

Волков ее не слушал. Генерал поднял глаза и увидал Бригитт. Она стояла в дверях, которые вели на кухню. Строгая, опрятная, платье у нее в порядке. Руками комкает платок. Живот заметен, но даже это ее не портит. Стоит молча, румянец на щеках, видно, взволнована, но за строгостью своей волнение прячет. Смотрит на него неотрывно. И опять Волков сравнил ее с зареванной непомерно пузатой неопрятной своей женой, у которой несвежая рубаха, торчащие космы из-под чепца, опухшее лицо. Да еще и воем своим донимает. Чего уже выть, вернулся же муж домой. Нет, не такую жену он брал, та была дочь графа – и спесивая, и заносчивая, но ощущался в ней дух. А эта баба бабой, такие в любом доме мужицком есть. Нет, не она должна быть его женой, дай бог случай все переиграть, Бригитт стала бы хозяйкой Эшбахта.

– Муж мой, ужинать желаете? – спрашивала жена, заглядывая в его глаза.

Волков был голоден: обедал еще там, у реки.

– Да, буду, а еще ванну мне.

Только тут Элеонора Августа отпустила его и как сумасшедшая кинулась к кухне с криками:

– Мария, Катарина, Петер, Стефан! Носите воду, ванну несите, грейте воду, господин желает мыться! Еду, есть там у вас еда?! Подавайте на стол, господин будет ужинать!

И все это криком, криком, на кухне сразу поднялись шум и суета. Это выглядело нелепо… Волков опять посмотрел на Бригитт, та даже не пыталась скрыть презрительную ухмылку, глядя на происходящее. От этого всего на душе у кавалера стало тяжко, нехорошо. Он сел в свое кресло и велел негромко:

– Позовите кого-нибудь сапоги мне снять.

– Я вам помогу, – спокойно отозвалась Бригитт и сразу подошла к нему.

Он даже не успел ничего сказать, как она ловко схватила его сапог за каблук и принялась стягивать его так, словно всю жизнь снимала сапоги. Сняла один, взялась уже за