Читать книгу - "ДМБ 1996 - Никита Киров"

некому, всё сходится. В своей роте его называли Митькой, а мы прозвали его Крысой.

С Вадиком мы на тот момент не общались точно, чтобы рассказывать ему о таком. Он мог слышать обрывки разговоров от других участников тех событий, тогда ещё живых, или он мог найти тело, или что-то видеть в прицел своей СВД. Он эту винтовку из рук не выпускал, но больше рассматривал, где можно поживиться, чем помогал огнём.

Мы были на пятом этаже, а их рота вообще на соседней улочке, так что мало что он мог видеть. Может, трупак нашёл, остальное потом услышал и сопоставил картинку. И решил использовать, чтобы прикрыться.

— Так и запишем, что отрицаешь, — продолжал Ерёмин. На лбу у него выступил пот, как раз по полосе, которая осталась после того, как он снял фуражку. — А что ты хотел сообщить мне важного?

— О военном преступлении, — сказал я. — И даже больше — это вообще серьёзная ситуация. С международными последствиями.

— И какая же?

— У нас как-то в части начал готовить какую-то странную кашу на обед, — доверительным голосом сказал я. — Вроде и вкусная, даже с мясом, хотя каким-то кисловатым. И запашок своеобразный. И вот покормили нас такой однажды, а на следующий день в туалет уже было не зайти без противогаза. А это же вполне нарушает конвенцию о запрещении химического оружия, да? Ты бы там был, так сразу нашего повара к расстрелу бы приговорил.

— Ты допрыгался, Старицкий, — начал угрожать Ерёмин, пока молодой опер тихонько ржал. — Вот, один из ваших, Шапошников, дал показания, что ты лично пытал журналиста и сам выбросил его из окна. И пока ты тут сидишь, он показания против тебя даёт в соседнем кабинете. Стучит на тебя!

Он взмахнул исписанным мелким почерком листом. Я присмотрелся к бумажке, но следак ожидаемо её спрятал.

— Не, он бы такое не написал, — расслабленно сказал я. — Он пишет левой рукой крупными буквами, ещё и с ошибками. Но не левша, просто привык так почему-то.

— Не, Старицкий, ты не понимаешь, — Ерёмин приподнялся. — За это вам всем светит расстрел! Всей группе! Ты не обращай внимания на эти моратории, про которые по ящику говорят, они ещё не действуют. Это статья 102 пока ещё действующего УК РСФСР! Совершённое группой лиц! С особой жестокостью! Вас видели!

— А кто видел? — спросил я.

— Ну ты посмотри какой! — возмутился следак. — Кто надо — тот видел!

— Так ты говоришь — показания Шапошникова есть, — подловил его. — А потом — кто надо, тот и видел. Это разные люди? И как он тогда видел?

— Наблюдал за вами и всё под запись сказал! — произнёс Ерёмин.

— И кто? Скажи ещё — в оптику за нами смотрел издалека.

Он дёрнулся, сощурив глаза. Ага, уже лучше. Ничего он не видел, и показаний нет, но источник сказал именно так.

Теперь можно вести серьёзный разговор безо всяких шуток.

— Нас туда направили в декабре. Сначала даже стрелять запретили, мол, мы идём освобождать республики от бандитов, и они сами сдадутся, как нас увидят. Потом про это забыли, когда уже полгорода разнесли в щебень.

— Ты к чему это? — спросил Ерёмин.

— Мы не брали вокзал, дворец Дудаева или площадь «Минутку», но нам и без этого хватило дерьма, — невозмутимо говорил я. — Но мы стояли или шли вперёд, как требовали обстоятельства. Обычная сибирская махра — пехота. А вот человек, который, как ты говоришь, что-то там мог видеть — стукач, крыса и бросил нашего на минном поле. Человека, который его туда спасать пришёл. Без ног и без руки оставил его там. Знаю я, кто это тебе напел. Он один только так мог.

Опера переглянулись. Я откашлялся и продолжил:

— После того случая он сочинял, каким храбрым там был. А когда его ловили за его косяки — он всегда начинал кричать: а я-то чё? Смотрите лучше, что вон тот сделал! Это человек, который за счёт других хочет сам выплыть. И звали мы его крысой. И что он тебе напел — всё враньё или фантазии. Где сам наврал, где пересказал сплетни, а где додумал. Так что ты теряешь время, товарищ майор. Ничего тебе здесь не светит.

Смешливый опер больше не смеялся, мрачный смотрел на меня, не отводя взгляда.

Ерёмин вздохнул и убрал все бумаги в папку. Некоторые при этом смял, но будто не заметил этого.

— В изолятор его, — распорядился он.

— А за что? — сказал взрослый опер, неодобрительно посмотрев на него.

— Да закинь его уже туда, чё споришь? — прошипел Ерёмин. — В дежурку в обезьяннике пока закрой, потом санкция будет от прокурора, оформим нормальный арест. И остальных погнали допрашивать. Кто-нибудь да расколется.

— Да как-то, — опер задумался. — Ну… это как-то…

— Слушай, — следак повернулся к нему. — Ты или делай, или…

Договорить он не успел. Дверь открылась без стука, и внутрь вошёл седовласый мужчина в длинном чёрном пальто поверх делового костюма и с шёлковым платком на шее. На лице у него большие затемнённые очки. В левой руке он держал тонкий кожаный портфель.

— Не знаю, что вы там и куда оформляете, — медленно сказал он густым баритоном, — но без моего участия все эти протоколы будут признаны недействительными.

Понятия не имею, кто это такой, но мне хватило мельком увиденного в коридоре Халявы, который мне улыбнулся и показал большой палец.

Ну, продержался, вот и пришло подкрепление.

— А ты кто? — спросил Ерёмин, медленно поднимаясь со своего места.

— А ты кто? — адвокат посмотрел на него поверх очков. — Новенький? А-а-а, ты из военных? Ну, я ваших плохо знаю. Ну ничего-ничего. Военный следователь, гражданский следователь, — адвокат повернулся ко мне, усмехнулся и пару раз похлопал ладонью сверху по кулаку, — за нарушения вас всех одинаково сношают. Ну так что, уважаемый, — он глянул на Ерёмина, — будем сотрудничать или я официально начинаю искать с лупой любые нарушения? А их здесь будет навалом.

Ну, адвокаты в эти дни влиятельнее, чем когда-либо будут, и Славик как раз нашёл подходящего, судя по тому, как переглянулись опера, которые явно уже встречались с ним. Должно быть, самый наглый из тех, кого можно нанять в городе. Тем лучше.

— И в какой ты это изолятор хотел его отправить? — спросил седой.

— Больше не задерживаю, — Ерёмин бросил в мою сторону недовольный взгляд.

* * *

Ну, показаний свидетеля нет, как и самого свидетеля. И теперь это известно всем, а без участия Трофимова, прибывшего адвоката, парней никто допросить не сможет.

Но Ерёмин может решиться идти дальше и заставит Вадика стать свидетелем.