Читать книгу - "Жестокие всходы - Тимофей Николайцев"

Вот тупой толстый уродец! Думает, дурака нашёл? Ага, так он и кинулся! Ничего, сейчас посмотрим…

Луций незаметно присел у двери, оборотившись ухом к лестнице. Там, за дверью второго этажа — нетерпеливо ёрзали. Поскрипывал пол, словно переставляли из угла в угол тяжеленный куль. Луций и ухмыльнуться не успел, как дверь отворилась — рывком. Не отворилась даже — отлетела, мотнувшись на петлях… и оглушающее грохнула о край перил. Кто-то стремглав выкатился оттуда и, путаясь в ногах, поспешил вниз по лестнице. Этот кто-то был гораздо тяжелее коротышки Марка. Ступени под его весом охали и проседали.

Луций с трудом поборол искушение выглянуть. Вместо этого, он быстро отодвинулся вглубь кухни, сделав вид что подбирает рассыпанные щепки. Мгновение спустя бегущий пронесся мимо приоткрытой кухонной двери… и Луций даже заморгал от удивления.

Он готов был поклясться, что на ногах бегущего были толстые вязаные чулки господина Шпигеля.

Чулки оказались в поле зрения его всего на миг, Луций только их и успел разглядеть. Он метнулся к двери и выглянул вослед. Бегущий человек уже заворачивал за угол коридора, но это, несомненно, был сам господин Шпигель, а вовсе не шустрый ворюга, пошерстивший у него в кабинете, как Луций подумал было. На господине Шпигеле была заплатанная жилетка, в которой тот обычно ходил по дому в ранние утренние или поздние вечерние часы. Кажется, она вообще служила домовладельцу тёплой пижамой.

Господин Шпигель скрылся с глаз, но Луций успел отметить ещё что-то в его облике — что-то совершенно нелепое, вопиющее…

Куда это он понесся, как от пожара? Опять, что ли, горим? Луций вздрогнул, подумав о Пожаре…, но дело было совсем не в этом — никакого дыма, никаких криков…

Слышно было лишь, как отворилась дверь парадного хозяйского входа — тоже распахнулась, выдирая петли и грохнула. Луций подождал, когда щёлкнет запираемый замок…, но ожидание всё тянулось и тянулось, а замок не щёлкал… Тогда Луций перебежал кухню, запрыгнул на лавку, что стояла под самым окном и, вытянувшись на цыпочках, выглянул на улицу — уже довольно далеко, пыля и вскидываясь, удалялись от дома шерстяные чулки господина Шпигеля.

Луций только сейчас понял, что же его так поразило. Но, Глина вас всех побери — господин Шпигель выбежал из дома даже не обувшись. Так и улепетывал в одних чулках.

Луций нахмурился, медленно спустился с лавки… Что-то неладное происходило, но что? В окне по-прежнему не было и намека на дым, да и не стал бы господин Шпигель и на крыльцо выходить из-за чьей-то беды… парадную-то не заперев.

«А ведь, и кабинета — не запер!» — осенило вдруг Луция.

Да, судя по звуку, кабинетная дверь второго этажа тоже осталась не заперта.

Луций высунулся на лестницу — точно. Дверь в личные покои господина Шпигеля была не то, что не заперта на привычные пять замков, но даже не прикрыта — наоборот, распахнута во всю ширь. Луций ошалело покрутил головой и сразу же напоролся взглядом на монету у стены. Даже отсюда она выглядела слишком солидной для простого медяка. Не веря, Луций приблизился и сдвинул её ногой. Пусть в коридоре и не хватало света, но Луций даже голой подошвой почувствовал то весомое достоинство, с которой монета тронулась с места.

Тогда он наклонился и поднял — тяжёлый, явно не медный кругляк, с выпуклой имперской чеканкой. Луций не умел правильно проверять золотые монеты, а потому сделал так, как отец его учил когда-то проверять серебряные — по одному пальцу собрал кулак, повернул его тыльной стороной кверху, пять раз ритуально плюнул через плечо и снова раскрыл. Монета ребром шлепнулась об пол — подскочила, перевернулась в воздухе, звеня глубоко и напевно даже от удара о деревянные доски.

Не зная, что предпринять дальше, Луций снова её сграбастал… На лестнице, тремя ступеньками выше — валялась ещё одна. Такая же.

Луций шагнул разом через три ступени и сцапал и её тоже. И сразу же — увидел сумасбродный блеск золота, всюду рассыпанного по полу кабинета господина Шпигеля.

С той ступеньки, где Луций остановился — и виден-то был только пол. Несколько жёлтых кружков поблескивали у самого порога. Их можно вообще было бы подобрать и не заходя в комнату. Луций попробовал их сосчитать, оставаясь на лестнице. Три точно и… кажется, ещё четвёртый… Значит, всего — шесть… Его словно толкнули между лопаток — так, что едва не выронил первую пару. Но нет — никто его не толкал, это поплыло голове от восторга. Шесть золотых, целых шесть! Глина… да какие же это деньжищи!

Страшным усилием воли Луций взял себя в руки… И что — подходи и бери, так что ли? Никогда не бывает настолько просто. «Бесплатный сыр — только в мышеловке, Луций!» — так учила его тётка Хана, и хоть Луций и считал её старой дурой, но тут она была права, скорее всего. Наверняка, это какая-то ловушка… Господин Шпигель решил поднять им плату за комнаты, а подходящего повода не нашлось? Вдруг коротышка Марк прячется где-то в укромном закутке, чтобы поднять крик, едва только Луций переступит порог хозяйского кабинета? Потом, скорее всего, выбежит на крик прачка Фа, и всплеснёт руками, засвидетельствовав. Господин Шпигель поорёт на мать вечером, поуказывает ей на дверь, но тётка Хана умолит его о прощении, и он смягчится — подняв обычную плату наполовину.

Луций хмыкнул и, не без труда разжав пальцы — бросил монету на то самое место, где она и лежала.

А вот хрен вам! Да и уловка — детская… несмышлёнышей только на неё ловить. Ни с кем не случается подобных совпадений — да ещё в первый и единственный день, когда Луций работает на хозяйской половине.

Он вернулся к чану, полному мутной жижи, и какое-то время просто стоял над ним, собираясь с духом…

Затёртая пакля угадывалась на его дне — скользкая, будто утонувшая крыса. Казалось, только тронь её — и она тут же расползётся, изгадив ладони липкой шерстью.

Он заглянул в закуток над печью — не лежит ли там свежая пакля… и сам, впрочем, не особо в это веря. Такой роскоши, как «бери не хочу», господин Шпигель и себе-то не позволял ни в чём, что уж говорить о домашних работниках… Нашёлся, разве что, ёршик для прочистки печных заслонок, да и тот уже стертый до голых костяных прутиков.

«Вот же жадный сукин сын! — обалдело подумал про него Луций. — При таких-то деньжищах…»

Он представил, что господин Шпигель так и бежит