Читать книгу - "Гончие забвения - Дмитрий Миконов"

реке. Освободил трон, — ее зрачки сузились, уставились на Вира. — Для тебя. Ты займешь его место. Согласно Кодексу, именем крови и земли. По нашим законам.

Вир усмехнулся.

— Прекращай, карга. Я тоже отрекаюсь, заранее. Не подхожу вам.

— Ты упорный, как корень ильма. Роешь землю, разрушаешь преграды, — ноздри старухи раздулись, затрепетали. — Тебе по силам. Прогнать девку, излечить нас, объединить стаю. Мы пойдем за тобой, за королем. Такова воля глубин.

Вир не успел ответить.

Старуха повернула голову, крикнула кому-то, неожиданно властно.

— Начинайте обряд!

Ее скрипучий голос был тут же подхвачен топотом десятков ног.

Вира подняли. Подхватили его закутанное в шкуру тело, вынесли из старушечьей кельи. Держали бережно, как важную особу.

Куда-то понесли, плашмя, не переворачивая.

Топот разносился эхом, шипели факела. Рваные тени метались по низкому потолку пещеры. Над головой пугающе близко проплывали острые камни. Свисающие корни хлестали лицо, волочились по нему, словно пальцы покойника. С них падали мелкие насекомые, личинки, черви, которые шевелились и ерзали.

Это все отвлекло. Шум воды, подземного потока, возник неожиданно.

Его швырнули, под дружный вопль. Вир лишь успел сделать судорожный вдох.

Ледяная вода окатила лицо, ошеломила не хуже смертного приговора. Струйками просочилась глубже, под плотно перевязанную шкуру, парализуя тело и волю. Лишь метроном тикал в уме, анализировал, вел примерный подсчет секунд. Если до сотни не вытащат — будет поздно.

Двадцать пять, двадцать шесть.

Поток увлекал все дальше, пока с ревом не затянул в какую-то щель, бесконечно длинный туннель, каменное горло. Швырял о стены, бросал вперемешку с трухлявой древесиной, опутывал склизкой сетью каких-то водорослей. Вир бился, пытаясь вырваться, но подземная река будто сошла с сума от голода.

Пятьдесят три, пятьдесят четыре.

Шкура смягчала удары, но они выбивали дух. Воздух терялся во тьме, в крутившей его воде, пузырясь, обжигающе ценный. В груди запела боль, сознание поплыло, окрасилось в цвета заката.

Семьдесят один, семьдесят два.

Навязчивая мысль крутилась в голове.

Такая же спокойная, как эпитафия на могиле.

Так и не узнал, что она хотела сказать. Не вернулся, не переспросил. Тогда, в дверях особняка. Просто кивнул и ушел. Сквозь грабовый сад. Думал — будет время. А его больше не было.

Восемьдесят семь, восемьдесят восемь.

Имя. Лицо. Голос. Все стерлось. Будто он умер тогда, в тот день. Все, что было после него — лишь жалкая попытка вернуть утраченное.

Но этого можно было избежать.

Девяносто четыре, девяносто пять.

Не вечная война с самим собой и целым миром — а миг забвения длинною в вечность.

Забвение могло спасти, вытащить занозы прошлых ошибок, принести покой.

Эта странная мысль мимолетно возникла в угасающем сознании Вира, будто занесенная ветром…

Девяносто девять.

Все.

Легкие горели, грозя разорваться в клочья. Когда терпеть уже не оставалось сил, Вир ощутил резкий рывок.

Его подсекли, выдернули из воды, будто огромную рыбину. Он захрипел, выкашливая черную жижу. Мышцы свело судорогой. Перед глазами плыли пятна, голоса звенели где-то издалека, будто сквозь толстую тряпку.

Вир потерял сознание.

Пришел в себя от того, что его снова куда-то потащили.

Глава 25

Мир постепенно собирался по кускам, зрение возвращалось.

Его выставили в центре огромного грота, примотали к столбу, чтобы не падал. Своды пещеры терялись в вышине, стены поднимались ярусами, словно ступени громадного амфитеатра. На них — зрители. Толпа угрюмая и молчаливая, сгорбленная, в рваных плащах и обносках. Будто летучие мыши облепили сталактиты.

Их глаза сверкали в отблесках костров, горящих бочек и факелов, вставленных в расщелины. У многих в руках было оружие. На нем — следы крови. Видать, битва наверху закончилась, и они пришли сюда прямиком с улиц, защитники Стигийских Нор.

В центре арены — костер. Жар доставал до лица. Он потихоньку сушил и стягивал опостылевшую шкуру, обернутую вокруг Вира.

Над огнем, на треножнике, бурлил и клокотал черный, обугленный котел. Из него торчала бедренная кость, которой помешивали варево. Этим занималась та самая старуха.

Сивилла не горбилась, стояла прямо, как клинок. Ее седые волосы были собраны в узел, перевязаны полоской кожи. На шее болтались какие-то амулеты, позвякивали в такт круговым движениям.

— Подведите избранного, — приказала карга.

Позади Вира лязгнул металл, скрипнули петли. В круг костра втолкнули мужчину. Тот двигался как пьяный, загребал ногами, смотрел перед собой стеклянным взглядом. На шее — серебряный свисток на цепочке. Воротник кителя измазан кровью, на нем — герб Ноктурна, вышитый золотой нитью. Сукно хоть и грязное, но дорогое, качественное, с аккуратными строчками.

На бедре — капитанский кортик в ножнах. Но офицер будто позабыл про него. Застыл соляным столпом, где оставили, сжимая кулаками воздух. Не пошевелился, не крикнул, даже когда китель на груди распахнули. Только вырванные с мясом медные пуговицы звонко разлетелись по округе.

Старуха заслонила его, взмахнула серпом…

Вир не выдержал, зарычал. Гаркнул на нее.

— Это лейтарская сталь. Заговоренная. Не для кровопускания. Карга старая…

Сивилла не ответила, занималась своим делом. Из ладони стряхнула в котел россыпь алых капель. Метнулась к Виру, одним быстрым движением взрезала верхний, первый слой шкуры.

По ее красному лицу тек пот, в морщинах вздулись фиолетовые вены. Сморщенная губа вздернулась вверх, обнажая пеньки желтых клыков.

Жрица визгливо крикнула, обращаясь к толпе.

— Подземная река рождает короля!

Ей ответили одобрительным гулом. Пламя костров вздрогнуло.

Вир хотел плюнуть в нее, но промахнулся.

Сивилла возвращалась трижды. Под конец капитан замычал, попытался отодвинутся, но ему не позволили. Котел насыщался кровью, бурлил как жижа в болоте, исходил мясистыми пузырями. Они лопались с надрывным всхлипом, испуская сладковатый, дурманящий запах.

Последний слой шкуры был взрезан, развалился, с громким треском.

Вир выпал наружу под ликующий ор толпы, больно ударился коленями о камни.

Что-то тяжелое плюхнулось в котел, одновременно с ним, с громким тягучим всплеском.

Вира подняли, он обернулся. Бабка яростно мешала костью свое варево. Там, среди жижи, промелькнули выпученные глаза. Моргнули и сгинули в пучине.

Чернь подхватила тело капитана, который стал на голову короче. Его завернули в шкуры, которые валялись у столба, обвязали шпагатом, поволокли к реке. Назад притащили грязный черпак с водой.

Старуха добавила в него варева, медленно вылила содержимое на стенки котла. Ее окутало паром, который она шумно вдыхала, с видом блаженства на лице.

Повернулась к трибунам, воздела руки.

— Река взяла свою дань! Кровь — уплачена! Король — явлен!

Толпа зашуршала, всколыхнулась, преклонила колени в своей массе.

— Король… — прилетел с глубины грота потрясенный возглас.

— Живой… — с другой стороны.

— Дары? — робко произнес третий.

Толпа неуверенно выдохнула.

— Королю?..

— Дары