Читать книгу - "Гончие забвения - Дмитрий Миконов"

королю! — начала скандировать, топать, биться в экстазе.

Вир поморщился, покрутил шеей, похрустел позвонками. Он не понимал, что с ним происходит. Его корежило, будто кто-то дергал за невидимые нити, привязанные к ногам и рукам.

Земля вздрагивала, не от бесноватой толпы. Там, внизу, ворочалось нечто хтоническое, чуждое его пониманию. Оно слепо искало его, пронзало навылет незримыми корнями, впивалось шипами в кости, врастало в позвоночник.

Сивилла искоса наблюдала за ним, улыбалась уголками рта. Потом взмахнула рукой, сжала в кулак.

Рты мгновенно умолкли, наступила тишина.

— Подношения для короля! Живо!

К костру подвели еще троих. Притащили силой, не как первого. Побитых, растрепанных, обезоруженных. Затянули на веревках, выстроили в ряд как жертвенных баранов.

Кровоподтеки украшали лицо Старшего, подбородок был вздернут, глаза сверкали презрением. Одноногий Бойл, сержант стражи, разбитыми губами шептал проклятия. Лучник-предатель, зажатый между ними, растерянно озирался по сторонам, заискивающе цепляясь за взгляды захватчиков.

Старуха сунула руки в кипящий котел, по самые локти, что-то макнула в него. Подошла к Виру, опустилась на колени, вытянула перед собой раскрытые ладони. На них лежал лейтарский серп.

Его серп. Вир ощутил, как кровь все быстрее пульсирует в висках.

Ритуальное оружие окутывал удушливый дым, едкий, как испарения болота. Языки пламени плясали на матовой поверхности лезвия, между приставшими ошметками, с зазубринами у основания, которых раньше не было. Мелкие трещины на полированной рукояти были забиты какой-то дрянью.

Скрипучий голос пронзил тишину. Он звучал резко, ультимативно.

— Король! Прими дары, стань одним из нас, начни свое правление. Или отвергни и вернись обратно, в лоно реки.

Старуха подняла голову, Вир перехватил ее взгляд. Эти крошечные глаза внутри черепа, блеклые, немигающие, будто земляной гадюки — заставляли кожу покрываться мурашками, выдавливали холодный пот. Нечто древнее плескалось в них, буравило саму душу, подавляло волю первобытной мощью.

Сивилла улыбалась. Она знала, что оскверненный серп не причинит ей вреда.

Вир взял свое оружие, ставшее чужим. Отер рукоять, повертел в руках. Древний ритуал, обращенный к сущностям глубин, придал серпу иную роль, извратил его суть, предназначение.

Вир ощущал буквально, как клинок страдает, сохнет от жажды.

Утолить которую существовал лишь один способ.

Руки Вира задрожали. Он услышал властный шепот в своей голове. Голоса наперебой убеждали пустить оружие в ход. Они приказывали перерезать кому-нибудь горло сейчас же, сию минуту. Окропить жертвенный круг человеческой кровью. Он был обязан насытить те, кто сейчас смотрел на него глазами старухи, удовлетворить их хтонический голод.

Они нарастали, давили лавиной, требовали завершить ритуал, начатый жрицей.

Но Вир возразил голосам.

Он сам начал шептать про себя. Наперекор, вспоминая забытые заговоры на наречии бесов. Их нельзя было найти в книгах, даже в самых редких, единичных экземплярах. Они были известны ему, как Верховному Магистру, привыкшему работать с артефактами сложной природы.

Вир чеканил в голове фразы, будто молотом выпрямлял жесть. Выколачивал лживые голоса, сосредоточившись на технике, с усердием монаха-чтеца. Язык ворочался, совершал непривычные движения. Гортань сводило судорогой. Зубы скрежетали, стиснутые мощнейшим напряжением. Пальцы скрючились, впились в рукоять серпа, будто когти беса.

Слова сплетались в щит против ледяного напора чужой воли. Он выдыхал белесый пар, а с клинка серпа поднималась струйка черного дыма.

И голоса отступились. Начали постепенно стихать. Исчезали в своих расщелинах, выдворенные его волей.

Вир перестал читать. Мотнул головой, прочистил горло, прогоняя остатки транса.

Поудобнее перехватил серп. В нем пульсировала нерастраченная сила, неподвластная, первобытная. Давила мощью, искала выход.

С этим нужно было что-то делать и как можно скорее.

Против бабки его использовать не получится. Серп — часть ее ритуала.

Сивиллы больше не улыбалась, ее голос звучал слегка растерянно.

— Король, ты примешь дары?

Трибуны заметно волновались. Шаркали ногами, охали, вздыхали. Где-то упал факел, покатился по камням, рассыпаясь искрами. Нервозность передавалась по рядам, словно разряд молнии, вместе с отголосками шепота.

— Не поклонился…

— Почему терпит… не бежит за дарами…

— Не такой, как другие…

Вир прошелся вдоль пленных, помахивая серпом.

Арена замерла, перестала дышать.

Вир же неожиданно развернулся к старухе.

— Спрашиваешь, приму ли я дары? Да, я заберу все. И тебя. На правах вашего короля, — он сделал шаг к Сивилле, обвиняюще наставил палец. — Только правят здесь не короли. А ты, старая карга!

Она отшатнулась, будто пощечину получила. Отступила за котел.

Вир сделал к ней шаг, потом другой. Ступал мягко, хищником.

— Вся чехарда только ради крови, жертвоприношений. Может, ты когда-то и была сивиллой. Но ты прожила здесь, под землей, слишком долго. Постоянно слушая песню реки, которая берет свое начало там, в глубинах, неподвластных человеку.

Старуха сорвала с волос ленту, распустила лохмы. Выхватила из чана кость. Потрясла ей, закружилась в пляске. Закричала в исступлении в сторону трибун, разбрызгивая слюну.

— Я — ваша жрица!

Вир шел на нее, помахивая серпом. Мощным пинком опрокинул котел — тот загрохотал по камням, окутался дымом и паром. Варево выплеснулось, растеклось гнилой лужей. Земля застонала под ногами, трибуны выдохнули в едином порыве.

Вир покачал головой.

— Ты — чернокнижница. Первородная, дремучая. Настоящий ересиарх глубин, — Вир повысил голос. — Ты предала свой народ! Предала стаю!

Старуха завизжала, замахнулась костью.

— Забирай дары или уходи в реку. Третьего не дано. Я не вижу. Его нет.

— Не видишь, — прошипел Вир, перебросил серп в левую руку, тот жег ладонь. — Потому что видела так много, что ослепла. Здесь, в подземельях.

— Чего не вижу? — взвизгнула старуха.

Вир угрожающе взмахнул серпом.

— Не надо было осквернять мое оружие, старуха. Ты предложила мне выбор, но предопределила свой. Не спущу такого.

— Ты связан правилами ритуала… — она растерянно наблюдала за Виром. — Ты не можешь использовать свое оружие, пока дары не приняты… пока не завершишь ритуал жертвоприношением… — она нахмурилась. — Стой. Что ты делаешь?

Вир уже вытащил мешочек, вытряхнул из него светлые локоны.

Рассек их лезвием — оно полыхнуло огнем. Старуха отшатнулась.

Вир ехидно ответил.

— Как это что? Завершаю ритуал. Энергии клинка хватит с избытком.

Набрал воздуха в грудь, он закричал.

— Лель! Я желаю исповедаться.

И бросил в костер остатки волос.

Пламя в миг скрутило их и… застыло, будто нарисованное.

Глава 26

В кабинке для исповеди горела лампадка, царил уютный полумрак. Вир сидел на потертой скамье, обивка которой источала стойкий запах ладана. Он склонился к занавеске на входе, раздвинув плотную шерсть, прильнул к щелке.

Снаружи ревело пламя, пожирая деревянные перекрытия. Из-под купола падали горящие головешки. Клочья пепла, черные и бесформенные, растворялся в лужах крови. В дыму хаотично носились людские тени. Они кричали и метались, будто души