Читать книгу - "Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева"

– А это сладости, да? Ой, спасибо, сколько же вы их везли-то.

– Кать, ау, я здесь!

– Я вам не Катя.

Чего?..

– Говорю, я вам не Катя, а то как денег, это не допросишься, а как чего, так каждый норовит… Ну потыкайте мне ещё давайте, ну конечно, что я могу ответить, я же никто!

Мелкота как-то разом стихла: кто мармелад прижал к груди, кто ноготь грыз. Девчонка в розовом обняла Гюрзу, и опять он скорчил это своё лицо: как будто его заставляли уховёртку на ладонь взять.

– Кать, ты чего, меня не узнаёшь?

– Честное слово, пристаёте, как мужик. Нет, я не узнаю́ вас, вы довольны?

Подарки так и валялись грудой на полу. Нет, никакого розыгрыша – она ещё на Слалом должна была понять… Но по Слалом она и не скучала!

– Прости, – сказала. – Извини. Пока. То есть извините.

Смысл был сюда идти? Смысл был тащить всё это? Гюрза знал? Он что-то шептал на ухо той мелкой – что-то, видимо, важное, раз она аж рот раскрыла.

– Я ухожу, – сказала Карина. – Ты идёшь, нет?

– О, интересно посмотреть, куда ты без меня, – откликнулся Гюрза, заправил одной девочке за ухо прядь волос, другой пожал руку и наконец выпрямился. – Пойдём, пойдём.

– Екатерина Игоревна, – горло жгло ужасно, – там в подарках помада, вы такую любите.

* * *

Карину трясло так, что и тупой заметил бы, а Гюрза тупым не был.

– Не знаю, можно ли тебе в замок, – сказал. – Если его начнёт лихорадить, как в прошлый раз…

Карина покачала головой. Какая разница, что там будет с замком. Какая теперь разница вообще.

– А если я вернусь, – она так быстро шла по коридору, что даже Гюрза за ней еле успевал, – надену шмотки эти, буду милая… всё равно они ведь меня уже не вспомнят?

– Это самое частое, что бывает, когда вот так меняешь миры. Мне жаль, но это ты и сама понимаешь.

– Нет, – сказала Карина и выдернула руку, которую он опять как-то успел стиснуть. – Нет, я не понимаю. Зачем ты тогда сказал мне всё это собирать? Почему не предупредил?

Гюрза ударил её по щеке – совсем не сильно, но всё равно она перехватила его руку и вывернула, и он подался назад – и освободился, и зашипел от боли.

– Не задавай эмоционально заряженные вопросы, – проговорил сквозь зубы, и почему-то Карине в этом почудилась ещё и гнусавость, будто бы ему нос разбили. Может, так и сделать? – Просто не задавай. Умеешь же кусками произносить. Я понимаю, что тебе сейчас непросто, но ей-же-ей, если б тебе такое постоянно повторяли…

– А я не помню своей матери, чтоб от неё беситься. У меня Катька вон была, но теперь видишь что? Она меня не помнит тоже, вот ведь неудача.

– Я его не просил, – сказал Гюрза, держась левой рукой за правое запястье, здоровой за пострадавшую. – Я его не просил, я вообще не знал, что ты должна появиться, что ты хочешь от меня?!

– Но ты меня сюда привёл.

– Ага, чтоб ты увидела. И чтоб ты перестала думать, что там с ней случилось. Отец говорил, ты кого-то хочешь навестить. Тебя же чем-то местным ночью напугали? Что что-то с кем-нибудь из-за тебя случится? Не кивай, если да.

Да, ночью гость сказал ей, что это Катька пострадает вместо неё. Судя по репетиции-нерепетиции, судя по тому, как Катька шипела на предполагаемых спонсоров, никуда её отсылать не собирались. Хотя Карина тоже до последнего не ждала, что Слалом взбесится.

– Ну? Все тебя просто забыли, никого за твоё исчезновение не карают. Лучше же, чем ты думала?

– Просто забыли? – Нет, он что, сейчас всерьёз? – Просто? И всё, теперь меня, кроме вашего замка, нигде нет? Вот это «просто», да?

– Отец сказал, тебя иначе запихнули бы в совсем ужасное место.

– Ага, и я теперь должна быть благодарна.

– Наверняка он сказал тебе: сможешь навещать, – Гюрза потёр лоб, как будто это его самого кто-то против воли усыпил недавно. – Навещать ты и правда можешь. А что тебя будут помнить как Карину – он не обещал.

– Да почему нельзя было сказать?

Да потому что ты и так ему не верила. Ты бы не согласилась с ним пойти, и Слалом бы тебя отправила – не в тот раз, так в другой, – и Катька бы тебя, конечно, помнила, да только никогда в жизни не увидела бы. Почему выбор всегда бывает не между плохим и хорошим, а между плохим и плохим со шмотками?

– Я руку тебе дёрнула, – сказала Карина, – не буду извиняться. Извини.

– Ну, я тебя ударил. То на то. Пойдём, я не хочу ещё кому-то отводить глаза.

Ужасно холодно. Хуже, чем когда приходил гость ночью, хуже, чем когда Слалом обещала отослать. Зачем он врал, зачем Ференц соврал ей? Мог бы сказать, мол, да, я понимаю, но ведь возврата к прежней жизни у тебя и так бы не было. Зачем он плёл про одежду и про пудинг?

– Отец любит короткие пути, – проговорил Гюрза эхом, – а что потом они боком вылезают…

Её трясло так, будто сейчас вырвет.

– Да перестань, – сказал Гюрза. – Нет, невозможно, я сейчас сам короткий путь открою, можно мне там по правилам или нет. И заплачу секретом.

– Что?

– Платишь ценными штуками. – Он помотал головой, не идёт ли кто, но все предпочитали пить чай у себя или собравшись в воспитательской, поэтому пятна черноты на стене никто не увидел.

– Давай, ты первая, я за тобой. Давай, я тебя за руку держу.

Любил он этот жест. Ей хотелось приковаться к нему, да хоть браслетом – его ремень, например, пристегнуть к своему запястью, – но нет, шагнула в темноту, как велено. Руки́ её он не выпустил.

* * *

– Надевай.

– Что?

– Это свитер из шерсти оборотня, она самая лучшая. Да надевай же, говорю, я не могу с тобою разговаривать, пока ты как желе.

– Зачем вообще со мной говорить? То есть я бы хотела знать, зачем тебе это.

Он молча протянул ей свитер – крупной вязки, кое-где с дырами вообще, как будто тёмно-серый, и Карина надела его прямо на майку, прямо на кофту, прямо на браслеты. Плевать теперь, как она выглядит. На всё плевать.

– Скажи, мягкая у них шерсть!..

Они молча шли по парку, поскольку в замок её Гюрза так и не пустил. Молча заглянули в беседку – не в ту, где он в прошлый раз сотворял одежду, в ещё какую-то, и, видимо, был дождь, и, видимо, косой, и деревянные скамьи разбухли от воды.