Читать книгу - "Доброволец - Владимир Максимович Ераносян"

— То есть вы меня обманули?! — глотала воздух в бешенстве Лусия.

— Тебя, старая ведьма, ни в коем случае! Оставь эту гребаную шубу себе! И пошла вон отсюда! — рыкнул Уайт, указав на дверь. — Передай мужу, чтоб разбил свою копилку и тащил все сюда.

Лусия спускалась вниз по лестнице, потеряв всякую надежду, но внизу ее встретил Моисей Урбан, который пообещал помочь, и Лусия проследовала к нему в номер… Полевой командир с позывным «Гроб» тоже рассчитывал «полакомиться», конечно, в порядке очереди. Но ему, скорее всего, ничего не светило.

На этом история семейной драмы, разыгравшейся в дрянном отельчике заштатного городишки, не окончилась. Городской голова, разочарованный высокопоставленными псевдодрузьями и Украиной в целом, выпил в одиночку обнаруженную дома бутылку горилки. Закусывал, как бы банально ни прозвучало для ушей ревнителей нестандартных сюжетов и ниспровергателей стереотипной клюквы, но именно салом. И соленым огурчиком. Закручивала банку его «благоверная Лусия». Умелица. После принятого алкоголя голова решительно встал с кухонной табуретки и отправился на улицу.

Он быстрым шагом, почти не качаясь, добрел до дома культуры, где еще вчера держал пламенную речь вернувшегося на малую родину после несправедливого изгнания «свидомого патриота» перед провинившейся симпатией к сепаратистам толпой. Пожилой сторожихе голова приказал покинуть свой пост и идти домой, к детишкам и внукам, от греха подальше. Сам же поднялся по пожарной лестнице на крышу и открепил украинские штандарты, свисающие вдоль колонн.

Жовто-блакитные баннеры упали на землю, а городской голова, сделав эту мелкую пакость, несколько раз хрюкнул, спустился, потоптался на государственной символике, но почему-то не испытал полного удовлетворения. Надо было забрать жену… Ее что-то очень долго не было. Зря он ее отпустил одну. Отбросив остатки страха, «на автопилоте», он отправился к городской площади, где обнаружил свергнутый с постамента памятник Ленину. Несмотря на то, что из его собственных уст частенько доносились призывы снести идола, ни один местный этого бы не сделал. Не по политическим пристрастиям, из заурядной лени. Да и он бы не посягнул. Ленин ассоциировался с порядком. Стоял себе истукан, никого не трогал. А тут на тебе. Не зря был шум и колокол звенел. Что-то неладное творилось на холме…

Из двух достопримечательностей городской площади, отеля «Парадиз» и городской администрации-ратуши, его интересовало здание, где находилась его Лусия и почему-то не спешила домой. Может, ее не отпускали, держали в заложницах. Городской голова приблизился к дому вплотную. Но его не пустили на крыльцо. Часовой сказал, что доложит.

Из окна на втором этаже показалась голова Урбана.

— Чего явился? Деньги принес?

Вместо ответа голова спросил:

— Где Лусия? Где жена моя?

И тут он увидел саму Лусию в том же окне, без бюстгальтера. Ее выдало ее же любопытство. Городской голова отреагировал своеобразно. Он зарычал, развернулся и пошел в противоположную сторону. Мимо постов и боевых машин. Удивительно, но он, опустив голову, сгорбившись от душевной боли, зашагал в сторону администрации. Заспанный охранник его, естественно, пропустил. Еще бы, не пропустить градоначальника! Еще и под козырек взял.

В рабочем кабинете городского голову осенило. Точнее, сперва переклинило, потом встряхнуло и только после этого осенило. Лусия его бросила и опозорила. Бывшие соратники его предали. У него больше нет ни тыла, ни высокой поддержки. Но зато в столе завалялась спасительная фляжка с коньяком и имелся допотопный, но годный пулемет.

На отведенном под музейные экспонаты этаже по его собственному распоряжению хранилось добровольно сданное горожанами оружие. Сдавали неохотно, почти ничего не принесли, невзирая на заявленную амнистию. Но станковый пулемет «максим» на колесах кто-то все-таки приволок, вполне рабочий. С тремя лентами. Здесь же было несколько изъятых флагов самопровозглашенной Донецкой Народной республики и каска времен Великой Отечественной войны. Правда немецкая.

Городской голова надел каску и снова поднялся на крышу. Теперь уже ратуши. Там он снял с флагштока государственный флаг Украины, заменив его на флаг с двуглавым орлом. Вытянувшись во весь рост, он спел гимн СССР и отметил переприсягание коньяком из фляги, допив ее до самого донышка. На чердаке голова отыскал нужное место с отличным обзором. Прикатил пулемет. Вставил обойму. Городская площадь была как на ладони…

Глава 19

Иуда

Были времена, когда отношения Дениса и Марты складывались не совсем радужно. В то время они походили на натянутую струну, готовую вот-вот лопнуть. Это продолжалось почти два года, пока Марта отходила от сильной депрессии. Они потеряли первого ребенка. Мальчика. Его бы звали Темкой. Артемом…

Такого не пожелаешь и врагу. С ними случилось именно это несчастье. Все верно, это произошло два года назад. По вине врачей, которые не вовремя пробили плаценту во время схваток. Потом они сказали, что не стоило этого делать вовсе. Признали ошибку и посыпали голову пеплом. Но ребенка было не вернуть. Он задохнулся. А Марта осталась жива.

Рана эта, казалось, не затянется никогда. Денис проявил себя замечательным, заботливым мужем. Невзирая на то, что боль была общей. Он забыл о себе, даже не пытался «сесть на стакан». Он думал только об одном — как вернуть к жизни любимую. Снова научить ее радоваться и мечтать. Услышать ее задорный заразительный смех и снова увидеть ее счастливой.

Друзья и родные советовали заглушать боль работой. Выходило плохо. Особенно с этой работой и с этим невезением. Все это ужасное время отвлечь Марту от свалившегося горя он был не в силах. Так и прошли почти два года. Целых два года. Бесконечных два года. Ему казалось, что она отстранялась от него, отдалялась, хоть и разговаривала с ним.

Она говорила, что любит. Но он не верил ее словам. Человек не может любить, когда несчастен. Денис искренне верил — если человек говорит, что любит, то он должен любить, как он. А он любил свою Марту больше жизни. И у него не было никого, кроме нее. При этом он был счастлив. А она нет.

Бремя воспоминаний не давало покоя. Они стали копаться в поисках вины. Они ложились спать в разные кровати. Они спали в разных комнатах все эти кошмарные два года, но не афишировали свои проблемы. У Марты всегда хватало ума не выносить сор из избы. При всем, словно эфир, улетучивалась откровенность. Все разговоры опосредованно касались застарелой боли, даже если не затрагивали прошлое напрямую.

Компаньон Глеб-Брусника догадывался, что у Кожевниковых нелады. Денису не было никакого дела до его догадок. Глеб правильно боялся совать свой нос, куда не надо. Хотя однажды все же спросил из любопытства:

— Это из-за того случая, из-за ребенка она такая