Читать книгу - "журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин"

Он вздохнул.

Прошу отозваться всех, кто хотя бы раз в жизни сталкивался с аномальными явлениями.

Какие аномальные явления имел в виду неведомый вопрошатель?

Шурик скептически выпятил губы.

Однажды Сашка Скоков, о котором никто не знал (все только догадывались) , где он работал раньше,’ рассказал аномальную историю. Его приятель, мелкий небогатый фермер, распахивал где-то за Городом собственное свекловичное поле. Тракторишко рычит, душно, пыльные поля кругом, рядом скоростное шоссе, по которому бесконечным потоком несутся машины. Гнусная, ординарная, но все-таки человеческая суета...

Устав и решив перекусить, фермер подъехал к обочине.

На глазах равнодушной ко всему шоферни фермер устроил на старом пне нехитрую закуску, выставил чекушечку водки. Сто грамм, не больше, но чекушечка должна стоять перед ним! У каждого свои устоявшиеся привычки. ..Вот свои сто грамм фермер и налил, отвел локоть в сторону, торжественно задирая голову, чтобы принять необходимый вес, правда, в этот момент кто-то требовательно похлопал по его плечу.

— Иди ты! — сказал фермер, зная, что местные алкаши вполне способны учуять запах алкоголя даже за Городом.

И обернулся.

Прямо на него, опираясь на блестящие, как бы под собственном весом расползающиеся спиральные кольца, пристально, даже загадочно смотрел гигантский питон.

Фермер и раздумывать не стал, чего тут раздумывать? Одним движением он расшиб чекушечку о пень, зажал в руке ужасное холодное оружие и бросился на вторгнувшегося на его территорию питона. Особой веры в успех фермер не испытывал, но надеялся на помощь — машины по шоссе так и катили одна за другой.

По словам Сашки Скокова, а Скокову можно верить, битва Геракла со Змеем длилась минут двадцать. Кровь вставала фонтанами. Иногда опутавший фермера питон отбрасывал хвост чуть не под колеса КАМАЗов и ЗИЛов, но ни одному водителю и в голову не пришло остановиться, узнать, не причиняет ли каких-либо неудобств гигантский питон человеку...

Аномальная это история?.. Может, откликнуться на просьбу неизвестного, рассказать, как рыдал на обочине бедный фермер, победив тропическое чудовище? Ведь никто — никто! — не пришел к нему на помощь в борьбе с чудищем, сбежавшим из приезжего цирка!

На реках вавилонских, там сидели мы и плакали...

Откуда это? Где он вычитал такую тревожащую фразу?..

К сожалению, Шурик так этого и не смог вспомнить. Да и не сильно хотел.

Недавно узнал, что моего прадеда звали Фима. Имею ли я право незамедлительно слинять за бугор?

Шурик хмыкнул.

Автобус перебежал через деревянный брусчатый мост, очень старый, судя по его простой, но сверхнадежной конструкции. Багровые листья осин на высоком берегу речушки трепетали, как флажки на демонстрации. Июльский, уставший от долгой жары лес походил на театральную декорацию, перенесенную кем-то на пленер, и в то же время остро чувствовалось, как живы деревья, как они напитаны соками земли, как все вокруг жадно дышит, растет, движется, меняясь ежесекундно, неумолимо...

„Пятнадцатого меня убьют...“ — вспомнил Шурик. Какая самоуверенность!

Впрочем, далеко не каждый может так смело заявить о своем последнем дне. Наверное у Ивана Лигуши, наряду с недостатками, есть и какие-то достоинства. Не может живой человек состоять из одних недостатков.

Исключая, конечно, Костю-Пузу, хмыкнул он.

Отдам бесплатно зуб мамонта.

Вот человек бескорыстный! — восхитился Шурик. Плевать ему на рыночную экономику, романтик, наверное... Опять же, зуб мамонта... Безвозмездно и бескорыстно... Кому-то же требуется этот зуб... И вот — нате! берите!.. Человек не требует места в зоопарке, не унижается, никому не грозит... Хорошо, что у нас в стране сохранился такой человек...

Усталый мужчина шестидесяти лет, образование среднее, коммунист, ищет ту свою половину, которая все выдержит и выдюжит, не продаст и не предаст, а в роковой час печально закроет остекленевшие глаза милого друга, поцелует его в холодный и желтый лоб и, рыдая, проводит туда, откуда не возвращаются даже коммунисты.

Шурик был потрясен накалом страстей.

Сколько верности! Желтый холодный лоб... Рыдая и плача... Не продаст и не предаст...

Потрясенный Шурик исподтишка изучил пассажиров автобуса. Кто может сказать такое? Кто поцелует в холодный лоб? Ну и так далее...

Не рыжая, сразу решил Шурик. У нее глаза злые. Не будет она рыдать. А если и зарыдает, то от обиды.

И не будут рыдать приятели в лжеадидасовских костюмах, пошитых в Искитиме.

И не будут рыдать, не потянутся губами к желтому холодному лбу отходящего в лучший мир коммуниста уверенные местные челноки, забившие автобус товарами, приобретенными за бесценок где-то на самом краю ойкумены.

И не зарыдает над усталым мужчиной шестидесяти лет хмурый хромой богодул, измученный хроническим похмельем.

И не хлынут слезы из черных, как ночь, глаз таджиков, кутающихся в пестрые халаты, надеющихся начать в Т. новую жизнь. Шурик слышал, в Т. их называют максимками, вкладывая в это слово жалость и благодушие, и в Т. они поставили свой кишлак прямо на руинах недостроенной гостиницы — из деревянных ящиков и картонок. Местные богодулы, слышал Шурик, совершают в кишлак паломничества, это в Т. приравнивается к заграничной турпоездке. „Мы еще до Индии доберемся!14— хвастают богодулы. Всерьез уверены: рано или поздно кто-то омоет сапоги в водах Индийского океана, а, значит, на руинах недостроенной гостиницы в Т. поднимется, заживет напряженной жизнью новый кишлак, и поселятся в нем смуглые босоногие люди, не верящие в белых мух, падающих с неба, и в то, что вода может быть твердой...

Шурик вздохнул.

Широк русский человек.

Не выйди вовремя закон о частной и охранной деятельности, подумал он, тянул бы я сейчас армейскую лямку, поддавшись на уговоры сержанта Инфантьева. Или тянул бы лямку в милиции.

Скушно.

Зато Лерка бы не ушла...

Но закон вышел, и вышел вовремя. Роальд, суровый прагматик, создал одно из самых первых в стране частных сыскных бюро. Никогда Роальд не был романтиком, потому мечта и сбылась.

За два года работы в бюро Шурик насмотрелся всякого. Его уже не удивляли бурные слезы, он разучился верить слезам. Его не удивляли бурные мольбы, бурная ругань, явная ложь и скрытая ложь, его уже не трогало эффектное благородство, он не верил невинным голубым глазкам. Что глазки?..

Коля Ежов (который не Абакумов) отследил женщину, с завидным упорством преследовавшую свою соперницу. Бывшую, кстати. Едва утром С. выходила из дому, тут же появлялся синий „жигуленок" М. Если С. вскакивала в трамвай или в автобус, М. это не смущало, она так и следовала за трамваем до самого