Читать книгу - "Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир"

планете. Стоя в дверном проеме, она освещала всю комнату. У нее были янтарная кожа и чудесные волосы цвета золотого сахара. Если бы она вдруг оказалась в очереди в магазине, все присутствующие спросили бы, где она была всю их жизнь. Можно было продавать билеты желающим посмотреть на нее. Когда она улыбалась Ноне – вот как сейчас, – в уголках фиолетовых глаз возникали морщинки. Она всегда была рада видеть Нону. Нона обычно единственная была рада видеть ее.

Корона повернулась к Ноне:

– Давай, детка. Смотри, что у меня для тебя есть.

Она вынула из кармана нож и разрезала скотч, стягивавший руки Ноны. Освободившись, Нона немедленно обняла Корону. Корона была невероятно высокой и крепкой и чудесно обнималась – если она подходила к этому всерьез. Правда, из-за их разницы в росте Нона всегда больно тыкалась в кобуру на правом бедре Короны и в меч в ножнах на левом.

– Скажу им, чтобы в следующий раз использовали пластиковые стяжки, – пообещала Корона, когда Нона отпустила ее и принялась отдирать скотч с запястий вместе с волосами. Кожа под ним покраснела.

– Твоя очередь, Камилла… Ох!

Руки Камиллы уже были свободны, хотя их примотали прямо к бедрам. Наверное, она воспользовалась тем самым секретным ножом. Корона поджала губы. Камилла счищала с рук остатки скотча, не глядя ей в глаза. Потом спросила:

– И куда ты дела Пирру?

– Другие допускаются до Святого только после того, как он будет просканирован. Ты сама знаешь.

– Она не ликтор.

– Не все получают разрешение. И ты не знаешь всей картины.

– Она ничего не скрывает.

– Ты сама в это не веришь.

Камилла замолчала. Потом сказала:

– Ты так и носишь меч.

Кажется, Корона обрадовалась.

– Конечно. Он напоминает о доме.

– Тебе не для кого его носить.

– Не думала, что ты такой консерватор, – улыбнулась Корона, – мне не надо носить его для кого-то. Это просто… вопрос эстетики.

– Он тебе не принадлежит.

– Верну, если хозяин попросит. Ну а пока находка – моя, – легкомысленно сказала Корона. – Ты говоришь как Капитан.

– Ее еще не усыпили?

Если это должно было задеть чувства Короны, то у Камиллы ничего не вышло.

– Если я не придушу ее подушкой, это вряд ли случится в ближайшее время, – весело сказала Корона.

– Подушка не годится. Отрубить голову и руки – и в клетку в парке.

Серебристый смех.

– Ох, ей бы это понравилось. Голову и руки, как мученику Когорты. Можешь себе представить? Представляешь, как она говорит: «Жаль, что у меня всего одна жизнь, которой можно пожертвовать»?

– Ты говоришь как сестра.

– Да? – Корона явно была довольна. – Спасибо. Мне бы не помешала ее серьезность. Мне кажется, я не заслужила быть командиром. Чувствую себя школьницей каждый раз, когда провожу совещание. Все остальные кажутся такими старыми, даже если они на три года младше меня.

Камилла спросила:

– Ты пытаешься вызвать отвращение у меня или у себя?

Снова смех.

– Ты так хорошо меня знаешь, дорогая…

– Я не знаю тебя, Коронабет, – сказала Камилла. – Я теперь вообще тебя не знаю.

Они замолчали. Через некоторое время Корона тихо и довольно искренне сказала:

– Рада тебя видеть, даже если это не взаимно.

Камилла на это тоже ничего не сказала, только потерла запястья, где был скотч. Кожа Ноны уже приобрела прежний цвет, а тонкие темные волоски на предплечьях снова отросли. Кожа Камиллы все еще выглядела красной и воспаленной.

Корона сказала:

– Они, наверное, уже закончили. Не волнуйтесь. Командир ячейки хочет поговорить с вами наедине. Это не официально. Просто поболтать.

– Мне надо в школу, – напомнила Нона о своей беде. – Я помощница учительницы, Корона, и там столько всего происходит!

– Иногда нужно исчезать, иначе они не поймут, как ты им нужна, – улыбнулась Корона, но Нона почувствовала, что ей вовсе не интересно. Между бровями у нее залегла тревожная морщинка, но Нону это не волновало. – Хочешь, напишу тебе записку?

– Меня больше не интересуют слова командира ячейки, – сказала Камилла.

– Знаю, – ответила Корона, и морщинка стала глубже. – Я знаю. Я знаю, что не хочешь больше это видеть, но Ценой страданий на вашей стороне. Мы не сторонники жестких методов. Мы хотим того же, что и ты.

– На самом деле нет, – возразила Кэм.

Она достала из кармана рубашки жесткий чехол, а из него – пару потертых темных очков с большими дымчатыми стеклами. Надела их. Ноне не понравилось, как они выглядели на ее лице: они делали ее похожей на тех людей, которые сидят в кузове бронированного грузовика с винтовками, помеченными оранжевой лентой, жуют жвачку и ждут, пока их наймет кто-нибудь, кому надо пристрелить кого-то еще, но кому не хватает друзей, чтобы напугать ополчение. Нанять их немногим дороже, чем купить хлеба. Они свистят тебе вслед, если ты купалась, и на тебе мокрые шорты, и волосы еще не высохли, а Камилла не останавливает их, в отличие от остальных. Когда Нона спросила, почему так, Паламед сказал, что взял с Камиллы обещание никогда не останавливать их, никогда не привлекать их внимания, никогда не суетиться. Он сказал, что Ноне нужно поступать так же. Хотя бы потому, что у них дома не так много полотенец.

Корона пробормотала, уже без всякой досады:

– Будь осторожна, Шестая, Ценой страданий – не дура.

– Давай просто с этим закончим, – сказала Камилла, – у меня куча дел на сегодня.

– Ты понятия не имеешь… – загадочно проговорила Корона.

Нона бывала на «разборах полетов», которые всегда казались очень странными и неуютными, и ее провожали в туалет почти до самой кабинки, и это был ад. Но с глазу на глаз они никогда раньше не виделись. Корона долго вела их по незнакомым коридорам, пока они не вышли к знакомому длинному пыльному коридору, по которому ходили всегда, и не дошли до обычной комнаты – высокой, узкой, с огромным длинным столом, покрытым деревянным шпоном, треснувшим в нескольких местах, но очень чистым. На столе, как и всегда, валялись ручки и листы бумаги – создавалось ощущение, что предыдущее совещание только что закончилось. Потолок закрывали вентиляционные панели с дырками – Ноне все время хотелось покидать в них карандаши и посмотреть, застрянут ли они. Единственным украшением комнаты служили портреты, стоявшие в дальнем конце стола.

Портреты изображали людей по плечи. В нижней части каждой рамы была устроена маленькая полочка, где люди оставляли цветы, сухие или пластиковые, давно прогоревшие благовония в стеклянных стаканчиках и монеты, не похожие на настоящие деньги, которые Нона отдавала за бутылку молока. Большинство портретов представляло собой картины, и очень старые, но была одна фотография женщины с ярко-рыжими волосами