Читать книгу - "Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир"

Нона больше не могла ждать. Она открыла холодную воду, чтобы не умереть от жары, и подставила под струю запястья и ладони, как учила Камилла. Запястья охлаждаются лучше всего. Теперь она слышала только отдельные слова, пока Пирра и Паламед очень удачно не заговорили громче.

– Ты против двухсот мудаков с автоматами. Камилла против двухсот мудаков с автоматами, Секстус! Я знаю, что вы способны на какие-то нечестивые манипуляции с душами, но кем ты себя возомнил, хреновым Ли… Л-слово? Ты даже не его фрагмент, ты только начал знакомиться с теорией. Эти бедные идиоты, которых они схватили, даже не…

– Скольких ты оставила сегодня на сожжение, Две?

– Ты так говоришь, потому что хочешь причинить мне боль и потому что ты напуган, – холодно сказала Пирра. – А ответ, мой мальчик, таков: множество. Пока это множество не включает в себя тебя, меня и Нону. У нас троих и так достаточно проблем. Не заставляй меня повторяться.

– Пирра, они связывают им руки, суют их в эти клетки и обливают их бензином или керосином…

– Да-да, а потом поджигают, и это ужасно, и обычно кто-то в них стреляет, пока огонь еще толком не разгорелся. В толпе всегда есть кто-то жалостливый, Секстус, даже зомби пожалеет. И это не будут зомби. Выслушай меня. Я пытаюсь тебе объяснить, что мы с ребятами прочесали Зону С и не нашли ничего: ни тел, ни крови, никого из твоих. Даже никаких признаков того, что Эдем их там удерживал. Толпа просто срывает злость на паре несчастных идиотов – они либо сошли с ума, либо под наркотой, либо просто сказали что-то не то и дали кому-то прекрасную возможность убрать себя с их дороги. Ты сам знаешь, что таково было подавляющее большинство смертей в клетках после первой вспышки. Даже если это один из твоих, все равно Седьмой настолько пожрал их разум, что они даже не заметят…

– Дело не в лояльности Дому, – тихо сказал Паламед, – а в том, что три человека сгорели заживо.

Наступила долгая тишина. Нона издала несколько звуков, пока мыла нож, мыла руки, проверяла, есть ли сухое полотенце для Пирры.

– Удержи Камиллу сегодня вечером дома, – сказала Пирра, – и тогда я прощу сигареты.

– Ты знаешь, что у нее есть сводная сестра? Она тебе говорила? Это не мой секрет. Они очень любят друг друга. Камилла на десять лет моложе. Кики – член Надзорного органа, младший. Она была среди тех, кто вел переговоры с Ктесифонским крылом.

– Я не знала.

– Наряду с пятнадцатью другими лучшими умами моего Дома, – продолжил Паламед, – их привели сюда мои убеждения и приказы Камиллы. Они мои коллеги, мои друзья. Моя семья… Люди, которых они посадят в клетки, тоже чьи-то друзья и родственники.

– Удержи. Камиллу. Дома. Сегодня вечером. Это все. Никакого героизма. Мне плевать на сантименты. Просто делай как надо. Не надо эмоций. Делай.

– Сегодня вечером я ненавижу почти все человечество, – устало сказал Паламед.

– Это эмоция, – резко ответила Пирра, – прекрати.

Паламед, казалось, не заметил, как Нона прокралась обратно в кухню, вытирая руки. Он нырнул в спальню. Осталась только Пирра, которая стянула с себя окровавленную рубашку и кинула ее в раковину отмокать. Пирра с обнаженной грудью, настолько изъеденной шрамами, что Камилла и Паламед не смогли выяснить их происхождение. Нона всегда чувствовала себя очень мягкой и нежной, когда видела Пирру без рубашки, и любила обнимать ее сзади, вжимаясь лицом между лопаток. Но сегодня вечером она просто смиренно сказала:

– Можно на пять минут выйти в коридор?

– А Камилла разрешила? – Пирра подняла одну бровь.

– Нет, но я хочу посидеть около триста второй двери. У них есть радио, а у нас нет.

– Звучит безобидно. А почему Камилла против?

– Она говорит, что они маньяки.

– Иди. Дай пять. Я не скажу ей, если тебя не подстрелят.

Нона отперла дверь и вышла наружу на цыпочках, хотя ей и разрешили. Желание послушать радио было не совсем обманом. Она знала, что, если останется в кухне, рано или поздно снова встанет вопрос оставшейся ложки еды, а ей хотелось минутку погулять и подумать. Свет в коридоре был приглушен, прохладный линолеум прилипал к ногам при каждом шаге, от конденсата оставались идеальные нона-образные следы.

Окна старательно закрывали и заколачивали, поэтому она не могла взломать одно из них и подышать свежим воздухом, так что она слонялась возле двери номер 302. Радио говорило что-то скорбное, что она не могла толком перевести – без движения губ и глаз понимать речь было куда сложнее. Она уселась в темном сыром коридоре и предалась раздумьям. Что, если бы ей хватило смелости спуститься в гараж и посмотреть, хватится ли ее кто-то? Но это походило на предательство больше, чем ей бы хотелось.

У двери номер 302 она нашла окно, которое не заколотили, а только заклеили, и она сумела открыть его просто руками. Солнце село. Ночь посинела от сферы, висевшей над городом. Когда этот свет коснулся ее глаз и губ, ей стало легче.

Это был секрет, который Нона хранила от Пирры, и Камиллы, и Паламеда, едва ли не единственная ее тайна, но слишком уж красивая, чтобы ее раскрывать. Она знала, что сияющая сфера, висящая над городом высоко в космосе, спровоцировала беспорядки, пугала людей, стала причиной блокады порта, заставляла бросаться под автобусы и утверждать, что конец света близок. Она сделала ужасной жизнь всех вокруг, и из-за нее у Паламеда и Камиллы были такие серьезные, задумчивые лица, и Пирра приклеивала на плечо дополнительный никотиновый пластырь, как только туман рассеивался и большой синий шар появлялся в небе.

Но Нона любила синюю сферу так же сильно, как и все остальное. Только она слышала, как сфера поет.

– Спокойной ночи, Варун, – сказала она.

Она на цыпочках двинулась обратно по коридору – здание сегодня замерло, как будто вжалось в темный угол в надежде, что его никто не заметил, – и открыла дверь, стараясь быть как можно тише. В прихожей никого не оказалось. Из ванной доносился плеск. На цыпочках Нона прокралась в спальню и увидела там Камиллу перед диктофоном и включенной лампой. Камилла сидела, обхватив колени, прижавшись к ним подбородком и уныло глядя в пространство.

Нона легла на матрас. Увидев уставшую и грустную Камиллу, она внезапно тоже почувствовала себя грустной и уставшей. Повинуясь наитию, она раскинула руки, и Камилла неожиданно легла рядом и позволила себя обнять – не то чтобы крепко, но она разрешила положить на себя руку. Было жарко, но Нона не возражала.

– Кэм, –