Читать книгу - "Немезида ночного ангела - Брент Уикс"

Мое сердце проскакивает через десяток огненных колец; окаменевшее, оно смягчается, и холодная красота Виридианы внезапно теплеет, превращается в нечто менее грозное, но намного, намного более пугающее, чарующее, как музыка, и затягивающее, как бездна. Быть может, в этом – ответ на все желания, которые я пытался подавить после гибели Элены, но которые все время вырывались из темных подвалов и выплывали из глубокого омута, где я пытался их утопить. Она – женщина, которую я хорошо знаю, и она – воплощение какой-то богини, какой-то энергии, древней, всеобъемлющей и нерушимой, как скала. Я с благоговением протягиваю руку, желая коснуться ее лица.

И, о чудо, Ви не отстраняется. Она прижимает мою мозолистую ладонь к своей мягкой щеке, закрывает глаза и подается ко мне, словно мое прикосновение притянуло ее, словно она хочет быть ближе.

«Что ты делаешь? – шепчет голос в моем сознании. – Остановись. Ты все испортишь».

Все так же, не глядя, она кладет свою ладонь поверх моей, затем отпускает, проводит пальцами по моей руке, отчего у меня по коже разбегаются мурашки, а затем открывает глаза и заглядывает в мои, неуверенно, беззащитно.

Не знаю, то ли это я приподнимаю ее лицо к моему, то ли мои пальцы просто следуют за ее движением, но губы Ви поднимаются к моим.

Наш поцелуй похож на вспышку молнии во время неожиданной летней грозы, а мгновением позже нас настигает раскат грома, который заглушает весь остальной мир. Страх, сомнения и вина выставляются за порог, а бормотание голосов в моей голове – наконец-то! – стихает, растворившись в ней, в ее ласке и силе.

У меня нет слов, чтобы описать, что значила для меня Ви в тот момент, как она понимала меня, как уводила от каждой ядовитой мысли взглядом, поцелуем, прикосновениями, как возвращала в прекрасное «сейчас» особой магией, более глубокой и могущественной, чем любая магия обычная.

Как она была со мной, как читала меня – все это сможет выразить, наверное, только поэт. Я чувствовал, как она заглядывает мне в самую душу, находит ее старые осколки, которые я считал давно потерянными, и возвращает их на место, соединяет, восстанавливает мою связь с миром, который был мне не нужен и который я якобы ненавидел, но втайне любил, и по которому на самом деле ужасно, невыносимо скучал. Она смотрела на меня… и видела не то, что видел и ненавидел я, а что-то светлое; тени и тьма расступались перед ее взором, перед глазами, которые видели мое уродство и не презирали меня за него.

Я отвел взгляд. Не смог выдержать его силы.

Ненадолго придя в себя, я оглядываюсь. Наша одежда смята и раскидана, мы с Ви лежим, я сверху, она подо мной, готовая. Если мы переступим эту черту, наши отношения уже никогда не будут прежними. Может быть, если я остановлюсь сейчас, много лет спустя мы скажем: «А помнишь, как мы с тобой однажды чуть не?..»

Но я знаю, что этому не бывать. У нас нет будущего. Впереди меня ждет только боль.

Я снова смотрю в ее глаза и вижу в них как отражение моего желания, так и призрак моего страха.

– Это ничего не значит, – говорю я.

– Это ничего не меняет, – с готовностью соглашается она, и я понимаю, что прав. Ви думает то же самое, и ей так же все равно.

Глядя в ее бездонные глаза, я прижимаюсь ближе и оказываюсь в круге ее объятий. Чувство такое, будто я вошел в незнакомое жилище и с удивлением понял, что оказался дома, – хотя даже не знал, что у меня есть дом, и не думал, что смогу в него вернуться.

С трудом дыша от переизбытка чувств, я произношу:

– Я тебя не люблю.

Ее взгляд пылает, и Ви не отводит его.

– Я тебя тоже не люблю, – говорит она и притягивает меня ближе, ближе, ближе, и я верю ей ровно настолько же, насколько она верит мне.

Ви сползла со своего сиденья. Слезы жгли ей щеки, а внутри разевала свою пасть бездна слабости и отчаяния.

Она вскочила на ноги, словно желая резким движением стряхнуть оцепенение, и яростно воскликнула:

– Нет. Нет. Нет!

Когда она ударила кулаком по столу, частица ее ярости сорвалась с поводка и проскользнула в магию, как собака, сбежавшая в открытую по неосторожности дверь.

Ударная волна со скоростью мысли вырвалась из Виридианы. В маленькой библиотеке мгновенно вышибло все окна, и все книжные шкафы вдруг окутались светящимся защитным полем.

– Ага, – произнес сияющий силуэт сестры Ариэль. – Про окна я не подумала. Увы.

Тяжело дыша, Ви потрясенно огляделась. Заметив, что все столы окутаны такими же защитными чарами, она как можно скорее погасила свою магию.

– Итак, ты дочитала до конца? – спросила сестра Ариэль. – Хорошо. Теперь нам нужно кое-что сделать…

– Нет. Еще нет. Осталось совсем немного, – сказала Ви.

– Тогда… – Сестра Ариэль, похоже, растерялась. – Позволь спросить, отчего был этот всплеск?

На Ви накатила тошнота, но она знала, что ей не станет легче, даже если ее вывернет наизнанку.

– Все было так хорошо, сестра. – Она покачала головой, глядя в пустоту и вспоминая теплые, крепкие объятия Кайлара. – Так… – Виридиана замолкла. Она никогда не умела подбирать правильные слова. «Чисто»? «Хорошо»? Это она уже сказала. Виридиана чувствовала себя так, словно она робко вошла в храм, с радостью приняла участие в его обрядах и впервые в жизни соединилась в молитве с чем-то возвышенным.

А потом, обновленная, просветленная и прикоснувшаяся дрожащими пальцами к святыне, она, уходя, вывалила на алтарь мешок с навозом.

– Все было настолько хорошо, что я позабыла о моих приказах. Я… – Она открыла глаза и увидела сестру Ариэль – человека, который точно не смог бы ее понять.

– Если коротко, то, когда я проснулась и поняла, что не выполнила приказ… – Всхлип, зародившийся внизу ее живота, стал подниматься выше, как пловец, жаждущий всплыть и глотнуть воздуха, но Ви схватила его за волосы и изо всех сил толкнула вниз, как поступала всякий раз, когда в чем-то признавалась. Хнычут пускай другие, слабаки и жертвы. Ей было не впервой. Она знала, что нужно делать.

Когда Ви снова обрела голос, то заговорила тихо, спокойно и безжизненно.

– Когда я проснулась и поняла, что не выполнила мое задание, я сделала то, что было мне велено.

Сестра Ариэль недоуменно смотрела на нее.

– И что же?

Ви усмехнулась, и собственный голос показался ей презрительным, холодным и почему-то сдавленным. Она прошептала:

– Я изнасиловала его.

– Прости,