Читать книгу - "54 по шкале магометра - Мария Папкова"

Он скривился в ответ, успел подумать: "Ладно лекция, но лабы-то, лабы?!", и промямлил слабохарактерное: "Давай".

В парке падал лист, и клёны красили пространство ярким; они ходили, держась за руки, не замечая галдящих малышей, тревожных мамаш с колясками, крикливых легкоатлетов на маленьком стадиончике. Он говорил ерунду, Она смеялась и смотрела на него распахнутыми глазищами. Он старался не думать про прогуливаемую лабораторку, и про то, что расплачиваться придётся за это ему. Господи, как же тяжело… С женщинами… С ней.

Но Он отпихивал от себя крамольные мысли, взмахивая буйной шевелюрой, и старательно вышагивал в клёшах; Она хохотала и осыпала листьями его с ног до головы. Это тоже бесило, но Он завешивался правильной улыбкой и дышал глубоко – ждал, когда отпустит.

Не отпустило – из пивняка вместо Ротару и "Самоцветов" полилась в уши густая брага "À toi". Она чуть дрогнула губами, взглянула на него благодарно, будто это Он песню заказал, и кинулась целоваться. Он знал, знал, черт дери этого кучерявого с его французским, что нужно перетерпеть, подышать, перевести дух, но… Но Она же ему Дассеном у себя дома весь мозг переехала, мочи нет терпеть эту сопливую муть. Досада громоздилась одна на другую, нарастая ядерным грибом.

– Достал этот французик! – Он отлип от ее губ.

Она онемела – ошарашена, изумлена, обижена! Глаза её стали мокрыми.

– Он американец вообще-то, – пискнула. – И к тому же еврей, – добавила зачем-то.

– Тем более! – Он бушевал, остановиться не мог, хотя уже понял – переборщил. На ровном месте.

На ровном месте. Как всегда.

Она всхлипнула. Он обнял. Она не оттолкнула, но и не двинулась в ответ.

– Почему мы всегда ссоримся… – Она захныкала. – Вот сходили бы за предсказаниями. Ленка когда…

Он закатил глаза, но пыл был уже не тот, подёрнулся пеплом.

– Знаю: Ленка когда с Димой сходили, свадьбу высмотрели через годок, уже после защиты, теперь спокойно живут, не ссорятся. Жизнь у них теперь ровная, как стол, серая – по расписанию. Забудь. Слышишь? Ни ногой!

Она отвернулась, зябко обхватила себя руками. Он нахмурился, засунул руки в карманы и вдруг резко сказал:

– А знаешь… А давай! Побежали!

И побежал. А Она следом, цокая каблуками и хлюпая носом.

***

Виталь Егорыч в магазин ходил за хлебом, на рынок за огурцами, за колбасой в гастроном. И всё с авоськой. Тележки эти он обходил за километр, вздёргивая презрительно свой горбатый нос.

– Зря ты, Егорыч, – качал головой его дружок по шахматам Сан Саныч Иванов. – Так ты никогда не выиграешь. И кстати, "Спартачок" завтра твой…

– Ну, Сан Саныч, ну! Я же просил! – вскакивал со скамейки Виталь Егорыч, и настроение его портилось безвозвратно.

Он тележек избегал, а Сан Саныч каждый день, как на вахту: выкатят свежую порцию – он тут как тут, в первых рядах. Обязательно урывал себе: на шахматишки хватало, и на футбол.

"И когда помрёшь, тоже подглядел?", – издевался Виталь Егорыч над приятелем. Тот улыбался в ответ: "Да это всегда успеется… А вот мат завтра тебе на двадцать пятом ходу – будьте любезны", – и скрипуче хихикал. Машков хмурился: "Это мы ещё посмотрим" и получал на следующий день на двадцать пятом ходу обещанное.

Заправленный пророчествами, Иванов регулярно обыгрывал своего друга в парке в шахматы и постоянно намекал на поражения любимого футбольного клуба Егорыча. Проклинал Машков эти ириски который уж год. А народ наесться не мог. Говорили даже – дефицит.

Виталь Егорыч хмуро поглядывал на толпу издалека, себе клялся – что ни-ни, никогда. Если кому-то охота себя в гробу повидать, то уж без него, пожалуйста. Поддевал Сан Саныча: "Что новенького видал? Гантели с утра, последние известия, яичница – хлоп-хлоп, после обеда вздремнуть, Юлиан Семёнов подле торшера вечером? Хоккей по выходным? А пенсию, пенсию не прибавили?", тот дружелюбно кивал, соглашаясь, и объявлял очередной шах. И противный, шершавый зуд копился внутри Виталь Егорыча и изводил его сильнее повышенного давления.

Иванов то ли заскучал, то ли в действительного гроссмейстера превратился, но зачем-то поставил товарищу детский мат и заикнулся про суперматч "Спартак" – "Динамо". Виталь Егорыч глаза выпучил, уши заткнул и бегом на непослушных ногах до дома.

В холостяцкой своей квартире места найти себе не сумел, исходил вдоль и поперёк и безжизненно осел в кресло. Посидел с закрытыми глазами, прошептал: "Гори всё синим пламенем", вдохнул-выдохнул и поплёлся обречённо на улицу, к универсаму.

***

Игорьку Кобылкину вечно не везло. И именно поэтому, как считал сам Игорёк, он не вылезал из троек. А ведь если бы четверть хоть одну без… Родители обещали велосипед "Десна". Все гоняют, а он с трояками и безлошадный. А он старался, очень старался. Только вечно главу выучит не ту; уравнение на контрольной, которое обычно на раз-два, вдруг не поддавалось ни в какую; на диктанте запятые слышались не в тех местах, а вызубренные накануне словарные слова из головы куда-то вываливались. Не везло же.

Он кисло думал о своей незавидной судьбе, сидя на гараже.

А как другие? Другие понятно как – пошустрят в магазин, к тележечке, ириски расхватают – готово! И сразу ясность: что, где, почём и в каком виде завтра. А ему, Игорю не везло. Сколько раз он в толпу к тележкам лез, а всё дурацкие предсказания: пара по литре, тройбан по физике и химии, а то вот в лифте застрял. Готовый результат вместо предвестника, и никаких шансов. Можно не рыпаться. Никогда ему, Игорю, ничего нормального не предвещалось. И за пророчествами он ходить бросил.

– Ииигорь! Игорё-ша! – пропищал голосок.

Он глянул вниз – там стояла его сестрёнка Оля, четырёх лет, блондинистые косички торчат в стороны. Возилась рядом в песочнице, он и позабыл о ней (ага, ага – заговорила в нём обида – за Олькой следи, но и уроки не забудь сделать – а когда?! Если из сада её забрать, накормить и выгулять? А ведь у него ж и свои дела ещё есть…)

– Чего?

– Мама утром говорила – за хлебушком надо сходить. – Оля смотрела весело, милое её личико светилось.

– Да схожу я, схожу.

А сам подумал, что вот мать даёт – ещё и за хлебом.

Спрыгнул вниз, спросил у прохожего время – надо бежать, магаз закрывался через десять минут. А сестрёнку куда? Одну оставить во дворе – мелкая совсем. С собой брать – потеряется, магазин большой.

– Пошли. – Он взял её за руку.

– И ты купишь мне мороженку? – обрадовалась Оля.

– Ага, бегу и падаю. Денег у нас на хлеб только.