Читать книгу - "Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева"

– Одежда же, – сказала Карина неуверенно. – Одежда, нет? С одеждой точно не соврали.

– О, и чего им стоили эти тряпки? Они такое могут продуцировать стопками, дитя, а я могу показать тебе реки и белые мосты над ними, горы и долины, розы в садах, и зеркала в беседках, и стеклянных птиц. Ты не сообразила, где оказалась, но если пойдёшь со мной…

– Если пойду с вами?

Как же она фигово выглядит в чёрной пижаме со звёздами, в ошейнике, который не сняла даже сейчас, с ногтями, которые стригла в интернате канцелярскими! А вот этот ещё её жалеет…

– Если заслужишь, чтоб я взял тебя с собой, душа твоя тоже станет как стеклянная птица – прозрачна и красива. Но зачем сейчас об этом? Я могу взять твою подругу – как там, Катерина? – и дать ей то же, что и тебе. Я лишь хочу помочь. Ты же подумала, что с ней сделают, когда ты сбежишь?

Ни о чём-то Карина не подумала. Хотела сказать – не смогла, так и качала головой, приоткрыв рот. Тело будто само собою встало на колени.

– Кого-то же должны теперь отправить туда, куда не отправили тебя. Кто за тобой недосмотрел. Кто дал тебе ключ. Кто на тебя оказывал разлагающее влияние. Или это ты оказывала?

Никогда, никогда больше я не буду… я не… Слёзы сами текли, частые и тёплые, Слалом сказала бы: «Иди над супом поплачь»; Карина опустила голову. Почему она всем поверила? Почему не подумала, что Катьке из-за неё…

– Глупая, глупая, доверчивая девочка. Ещё ведёшься на картинки. Но ничего страшного, у нас ты будешь слушать звон и есть плоды, пить воду и смотреть на белое, и тогда…

«Но я же не хочу, – пробилась мысль будто чужая, будто лёд треснул, и Карина даже вздрогнула. – Я же ведь не хочу смотреть на белое. И я хочу ещё узнать Гюрзу. И извиниться перед этим, перед Семёном. И чтоб Франтишка одолжила лак ногти накрасить».

Друг Алисы, кто бы он ни был, вскинул голову и вцепился в подлокотники, и опять показалось: пальцы удлинились… Вскинулся и сказал:

– Ты думаешь не о том.

– Подумаешь! О чём хочу, о том и думаю!

Чувство было – как если зимой выпутаешься из великоватой шубы, из шалей, из шарфов и смотришь, наконец, на небо, а там голубое. Карина, простудишься, Лапшевич, простудишься! – а небо есть, и чёрная шерсть почти и не царапает, и можно подышать.

– Я не хочу, – сказала Карина, на коленях же отползая назад, потому что этот встал. – Я не хочу… я не хочу с вами идти.

– О, как нехорошо. – Гость подошёл к самой кровати, и Карина вжалась в спинку. – Как же это печально, что ты совсем запуталась, где зло, где благо.

– Зло – приходить в чужие спальни.

– Ты дерзишь мне?

– Зло – шантажировать людей их же друзьями!

Он наклонился к самому её лицу – не чтоб поцеловать, Карина знала это; глаза у него были как лёд в лунках.

Он приоткрыл рот. Пахло анисом. Если только он сейчас…

– Мне показалось, кто-то думает беду, и я поэтому пришёл, но если ты не хочешь видеть, ты просто скажи, и тогда я улечу, то есть уйду, Ференц вечно ругает за неточность… Ой!

Семёна смяло – как шмотку, как тряпку, смяло и откинуло в угол, гость только рукой шевельнул; но пока он шевелил, Карина снова будто выбралась из-подо льда. Я – здесь. Я – здесь. И никто не посмеет меня увести ни к каким там стеклянным птицам-дрицам.

Семён в углу закопошился – как кот под простынёй. Да откуда он тут вообще появился? Кто его просил? Анисом всё ещё пахло так, что Карина аж чихнула, но никакого больше льда, и никогда она…

– Ты упускаешь шанс помочь подруге?

– Я даже не знаю, правда ли с ней не всё в порядке. Но я спрошу у Ференца, а вы уйдите сейчас же.

– Да, – пискнул Семён из угла. – Уйди, ты, нарушитель, вас не звали!

– Призраков следует развеивать, – сказал гость недовольно. Он попытался щёлкнуть пальцами – и не смог, они соскальзывали, расплывались, как во сне бывает. Удастся ли второй щелчок, Карина ждать не стала и боднула гостя головой в живот. – Ах ты нахальная…

– Да сами вы нахал!

Конечно, он попятился к стене, но почему-то не упал, что-то с ним было… Карина вскочила, врезала ему подушкой раз, и два, прямо по белым волосам, пока не разогнулся, сам ты нахал, явился портить мою сказку, ещё и мелкого обидел, это мой мелкий, а ты иди, откуда пришёл, – с птицами и розами, и никогда, никогда больше не переступай порог!

– Нет власти твоей надо мной! – закричал Семён. – Нет власти твоей надо мной, повторяй, Карина!

– Нет власти, – а ей в лицо как будто ветер дул теперь, ветер и пыль, вечное лето, что такое? – Власти нет надо мной, потому что с фига ли она есть!

Ветер дул и дул, и этот схватил за руку – до синяков, так меряют давление, так волокут смывать тушь, – и она закричала, может матом, и пол задрожал, и всё закончилось.

Глава 12

– Кто это был? – спросила Карина сразу же, за завтраком, потому что потом Ференц куда-то обязательно бы делся, и осталась бы она одна, как дура.

После интерната можно пойти хотя бы на заправку, хотя бы продавщицей, и её взяли бы, потому что она умная. Помнит числа. Не успевает забыть конец предложения, пока запишет начало. Даже не умная, а… Как там Слалом говорила, ну – ресурсная?.. Такое слово, из-за которого её чуть было не отправили на отбор, но Карина не захотела ехать, потому что в интернате точно есть Катька, а после отбора ещё фиг знает куда пошлют.

Так вот. Дома Карина была хоть и неуправляемая, но ресурсная, то есть в выигрыше, то есть на коне. Понятно, что можно, чего нельзя. Почему Ференц вообще появился именно тогда, когда Слалом решила её отослать? Почему ни днём раньше? Если он всё равно умел так заморочить головы, что все кидались делать что он просит. Зачем она тут? То одежду даёт, то луг покажет, а на вопрос-то так и не ответил.

Он ел очень медленно – яичницу с помидорами. Как будто должен был каждый кусочек оценить