Читать книгу - "Омега. Ты родишь мне сына - Алисия Небесная"

кружку, делает глоток. Руки — спокойные, но плечи выдают напряжение.

— Почему скрывала?

— Потому что здесь я — никто. Так было безопаснее.

— А теперь?

— А теперь ты знаешь.

Наши взгляды сцепляются. Она не прячется. Не сгибается. Стоит прямо. Как та, кто уже падала — и снова встала. Я понимаю: она пережила смерть мужа, потерю ребёнка, крушение стаи — и осталась на ногах.

— Тебя хотят вернуть, — произношу ровно. — Считают, что принадлежишь им.

— Я не вещь, Артём. Ни твоя. Ни их.

— Но ты носишь моего ребёнка.

— И всё же — я не твоя.

Слова звучат тихо. Без угрозы. Без просьбы. Просто факт. Смотрю на неё. «Омега» звучит слишком плоско. Она — не просто омега. Она — выжившая.

Её фраза висит в воздухе. Слишком прямая. Слишком точная. «Я не твоя».

Слышал это раньше. От других. В других обстоятельствах. Но не от неё. Не сейчас.

Пальцы сжимаются в кулак. Волк внутри не воет. Он рычит. Низко, настороженно. Я приближаюсь. Она не двигается. Не отводит взгляд. Наклоняюсь ближе. Горячее дыхание касается её кожи. Голос звучит ниже, чем должен:

— Забываешься, омега.

Она дёргает уголком губ. Не испуг — упрямство.

— А по-моему, это ты решил, что тебе всё можно.

Голос хриплый, ровный. В нём рычание. Она не боится. И от этого внутри меня закипает.

— Я — альфа, — шиплю у самой её шеи. — И ты в моём доме.

— А я — не вещь, — отвечает мгновенно. — Иди к той, что прибежала к тебе.

Слова — почти в лицо. Её пульс бьётся в горле, и я чувствую, как он синхронно отвечает моему.

Рука тянется к ней — и замирает. Ещё шаг — и я сорвусь. Она это чувствует. Видит. Но не отступает.

На миг хочется рыкнуть. Прижать. Заставить замолчать.

Но дыхание её сбивается. Тело напряжено. Она не должна волноваться. Не сейчас.

Сжимаю челюсть. Внутри всё гремит, волк рвётся наружу. Но голос звучит ровно:

— Не твоё дело, девочка.

Она моргает один раз. Ресницы дрожат, но взгляд не тускнеет.

Я разворачиваюсь и выхожу с кухни. Пока мы оба не перешли ту грань, за которой уже нет возврата.

Глава 12

Он ушёл. Не громко, без крика и даже без привычного хлопка двери — просто шаги растворились в тишине, и сразу стало так, словно воздух в доме осел, сгустился и пропитался грозой.

Я остаюсь на кухне одна. Кружка дрожит в пальцах, будто её вес вдвое тяжелее, чем обычно, и мне приходится удерживать её изо всех сил. Внутри же всё трясёт, не хуже, чем при высокой температуре, — дыхание сбивается, сердце стучит слишком быстро.

«Иди к той, что к тебе прибегала» — мои слова звучат в голове и режут сильнее любого ножа. Я ведь знала, что не стоило их произносить, но не удержалась. Он не поднял на меня руку, не заставил склониться или подчиниться, не сказал ни одного приказа. А укусила именно я. Словом.

Теперь ненавижу себя больше, чем его. Из злости бросаю ложку в мойку. Звук раскатывается по кухне, звонкий и резкий, но даже этот грохот не способен заглушить дрожь, бегущую по моим рукам.

Волчица внутри молчит. Она не рычит, не вырывается наружу, а просто будто отворачивается, обижаясь на меня, за то что снова не сумела понять: он для меня враг или всё-таки тот, кто ещё рядом?

Падаю на диван и вцепляюсь в подушку обеими руками, сжимаю её так крепко, что костяшки пальцев белеют. Злость поднимается изнутри, разливается горячей волной, бурлит под кожей, словно закипающая вода в чайнике, и не даёт мне дышать ровно.

Знаю: не должна была говорить этого. Но и молчать я никогда не умела, особенно тогда, когда сердце бьётся так громко, что отзывается в ушах, дыхание сбивается и каждое слово словно само рвётся наружу. Он — альфа. А я — не девочка, что строит гнёзда у его ног и ждёт ласки. Я защищаюсь. Резко, громко, наперекор. Потому что боюсь.

Боюсь снова довериться. Боюсь увидеть в нём того, кто останется, а потом — понять, что он всё же уйдёт. Уйдёт, как уходили все до него. Все те, кто обещал шепотом: «Я рядом».

Проходит час, и тишина становится почти невыносимой. Я поднимаюсь наверх и вижу, что комната пуста. Запираюсь изнутри, прислоняюсь лбом к двери, будто сама собой становлюсь последним барьером. Слышу, как внизу гаснет свет и кто-то идёт по коридору, но шаги не его. Артём не пришёл. Он злится.

Только теперь — не совсем.

Волчонок внутри ещё слишком мал, чтобы слышать мои мысли. он чувствует. Я машинально глажу живот, будто пытаюсь успокоить не только его, но и себя

С смотрю наружу. В лесу мерцают светлячки, распахиваются силуэты деревьев, ночной воздух будто укрывает их мягким пологом. Там — спокойствие. А во мне бушует буря. И я знаю: утро уже не будет прежним. Потому что впервые за долгое время я не хочу бежать. Но и не понимаю, как остаться.

Сажусь прямо на пол, упираясь спиной в край кровати. Сброшенное одеяло сбилось у ног, окно приоткрыто, и в комнату медленно проникает запах хвои и влажной ночи.

Ладони ложатся на живот, пальцы ощущают тонкую ткань и тепло кожи. Там — жизнь. Совсем крохотная. Но уже часть меня. Уже кто-то.

— Прости, — шепчу в темноту. — Я слишком часто боюсь.

Волчица внутри отзывается мягким движением. Ни злобы, ни протеста. Только спокойное согласие. Я вдыхаю глубже, и грудь сдавливает иначе — не страхом, а тяжёлым осознанием.

Я не хочу снова быть слабой. Не хочу снова падать и терять. Не позволю себя сломать. И не позволю ему исчезнуть.

Провожу рукой по животу. Смотрю в ночь за окном, где деревья заслоняют горизонт.

— Я буду сильной, — шепчу почти неслышно. — Ради тебя. Не ради Артёма. Не ради тех, кто ждёт, что я сдамся. Только ради тебя, маленький. Ради нас.

И в этот миг внутри вспыхивает тепло. Не движение, не толчок — просто мягкий отклик, похожий на надежду. И впервые за долгое время я не чувствую себя сломанной.

Засыпаю медленно, но тьма не приносит отдыха. Вместо сна приходят кошмары — старые, упрямые, словно их кто-то снова распечатал и положил рядом.

Прошла неделя.

Похороны прошли без меня.