Читать книгу - "Омега. Ты родишь мне сына - Алисия Небесная"

раньше, но не на этих сроках.

— Через две недели уже можно будет уловить, — спокойно говорит он. — Главное сейчас — покой.

Климов выключает аппарат, протягивает полотенце. Его движения уверенные, привычные.

— Вы крепкая, Юлия. Организм восстановился быстрее, чем я ожидал. Даже с учётом вашего анамнеза.

— А риск? — голос у меня глухой.

Он смотрит прямо, без ухода в сторону:

— Риск есть. Но меньше, чем у обычной женщины на этом сроке.

Садится рядом, чуть подаётся вперёд:

— Самое важное сейчас — не перегружать нервную систему. Ваша волчица особенно уязвима. Ей нельзя снова упасть в ступор.

Пауза. Его взгляд цепкий. — И вам нельзя — отвернуться от неё.

Я молчу. Внутри всё дрожит — то ли от страха, то ли от надежды.

— С завтрашнего дня начнём витамины, — продолжает он. — Магний, фолиевая кислота, кальций, железо. У омег в первом триместре чаще всего дефицит этих элементов.

Он отмечает что-то в карте. — Прогулки разрешены. Лёгкие обороты тоже, если волчица чувствует уверенность.

— Она чувствует, — шепчу. — Слишком хорошо.

Климов чуть усмехается.

— Значит, будет бороться. А мы дадим ей силы выстоять.

Он поднимается, берёт документы с результатами и уносит их с собой. А я возвращаюсь в дом под присмотром охраны. Чернов не заговорил со мной ни словом. И не потревожил.

Как и обещал.

Глава 11

Сижу в машине. Двигатель заглушён, и тишина салона будто заслоняет меня от внешнего мира. Только ветер за окнами напоминает: снаружи жизнь продолжается.

На экране планшета — снимок УЗИ. Крошечное пятнышко в сером мареве. Совсем маленькое. Но уже живое. Мой сын. Моя кровь, моя ответственность.

Провожу пальцем по стеклу. Экран гаснет, закрывая картинку. Выдыхаю коротко, почти с хрипом — не от усталости, а от того, как глубоко это врезается внутрь. Это не контракт и не проект. Это начало того, что я не смогу держать под полным контролем. И именно от этого внутри поднимается что-то запретное, забытое.

Волк замирает, как перед прыжком.

Переключаю вкладку. Досье. Всё собрали за сутки — чисто, быстро, без следов.

Юлия Волкова. Омега. 25 лет. Живет в Западной стае. Была замужем. Муж погиб в автокатастрофе. Трагический исход.

Расследование закрыли. Формально — несчастный случай. Неофициально — слишком чисто, слишком удобно.

Беременность. Потеря на пятом месяце. Сбой системы. После — долгий путь восстановления: тело, психика. Попытка вырваться из прошлого оказалась неудачной. Теперь она здесь. В моём доме. С моим ребёнком.

Закрываю планшет. Откидываюсь на спинку кресла. Руки остаются на руле, взгляд уходит в пустоту.

Я думал, что готов ко всему. Но это… не просто ответственность. Это — выбор.

Она прошла через то, что способно сломать стаю. Выжила. Осталась собой. И пусть её волчица дышит со сбоями, всё равно тянется к жизни. А теперь эта жизнь — внутри неё.

Я обязан сделать так, чтобы она больше не падала. Ни с лестницы. Ни в бездну. Никуда.

Но есть то, чего я пока не вижу. Западная стая. Слишком много теней. Слишком много слепых зон. А мне нельзя ошибаться. Не в этот раз.

Открываю контакты. Саша. Старый друг, человек с нужными связями. Если требуется информация — он достанет её быстро, точно, без лишнего шума.

Гудки короткие. Ответ — почти сразу.

— Чернов, — лениво бросает он, без привычного зевка. Всегда на связи.

— Нужен просвет по Западной стае, — говорю прямо.

— Что-то рабочее или личное? — сразу уточняет. Умный чёрт. Чует, когда у меня дело без права на шутки.

— Личное, — отвечаю сухо.

— Фамилия?

— Волкова.

Полсекунды тишины. Потом:

— Юлия? Дочка Волкова-старшего. Совет стаи. Старая школа. Жёсткий, принципиальный. Был… Сейчас отошёл в тень, но вес держит.

— Что с ней? — спрашивает осторожно, но голос заметно оживляется.

— Два года назад она пропала из поля. После гибели мужа. Закрылась, словно ушла в тень. Потом появились слухи: мол, сломалась.

— Какие слухи?

— Говорили, что не пережила выкидыш. Психика не выдержала. Волчица скрылась в спячке. Но точных сведений ни у кого нет. Стая молчала. У Волкова хватило силы и влияния, чтобы заслонить дочь от чужих глаз.

— Понял. Спасибо.

— Артём, — окликает он, прежде чем я успеваю сбросить звонок. — Если ты рядом с ней — будь осторожен. Это не просто омега. Насколько знаю, у неё в стае есть жених.

— Жених? — слова вырываются сами. Не вопрос — ступор. — После того, как погиб муж?

— Да. Сын альфы. Он давно хотел её получить.

Я молчу. Никаких слов. Отключаю вызов, и в салоне снова становится тихо. Но внутри — уже не тишина.

Жених. Сын альфы. Слова застревают под кожей, как осколки.

Кулаки сжимаются на руле. Суставы хрустят. Волк рычит из глубины — глухо, настойчиво.

Чужой. Он смеет считать её своей? После того, как она хоронила мужа и ребёнка? После того, как еле поднялась из того дна?

Я чувствую её запах — даже в памяти он живой, тонкий, осторожный. Запах омеги, которая уже здесь. В моём доме. С моим ребёнком. И никакой «сын альфы» больше к ней не прикоснётся.

Грудь сжимает так, будто лёгкие преградили себе доступ к воздуху. В висках стучит ярость. Я знаю это чувство: когда хочешь сорвать замки, закрыть все выходы и оставить только один путь — свой.

Мой волк не умеет делить.

Юлия Волкова может сколько угодно говорить о выборе. Может биться, спорить, уходить в молчание. Но её шаги уже звучат в моём доме. Её дыхание — часть этой тишины. Её дрожь — моя ответственность. И я не позволю никому — ни стае, ни её прошлому, ни чужому альфёнку — забрать её.

Из кухни доносится шум: чайник начинает свистеть, нож стучит по разделочной доске. Юлия.

Иду по коридору. Она стоит спиной. На ней лишь футболка до середины бедра, волосы собраны торопливо, несколько прядей выбились.

На столе — кружка, яблоки, мёд. Вечер. Простой быт. Но с ней ничего не бывает «просто».

Замираю в дверях.

— Значит, ты Волкова?

Пауза. Она будто решает — это вопрос? обвинение? признание?

Медленно поворачивается. В глазах нет ни страха, ни удивления. Только тихое:

— Кто сказал?

— У тебя глаза Волкова-старшего. Холодные. Упрямые. Только он умел так смотреть: хотел загрызть, но сдерживался. Из принципа.

Она молчит. Берёт