Читать книгу - ""Фантастика 2025-28". Компиляция. Книги 1-19 - Дмитрий Шатров"

смотрел в темноту за полуоткрытой дверью. В темноте этой ему мерещилось всякое, но противная щекотка из организма ушла, оставив на месте желудка гулкую пустоту. Наверное, можно было настоять, спуститься вниз и лично убедиться, что все случившееся – всего лишь плод его воображения, но, во-первых, Мирону было страшно, а во-вторых, ни Ба, ни сторож не разрешили бы. И он безропотно позволил отвести себя к дому, покорно выпил кружку принесенного Акимычем сладкого чая и вслед за Ба уселся в машину. Вот так глупо закончилась та экскурсия на заброшку. Настолько глупо и бессмысленно, что Мирон даже не стал рассказывать о ней друзьям. Да и чем хвастаться? Тем, что испугался темноты и напридумывал себе всякого? Унижение какое…

Но одним лишь унижением та поездка не закончилась, Ба, не на шутку взволнованная его приступом, решила показать Мирона специалистам. Из специалистов он запомнил пожилого, приветливого невролога, сходу назначившего ему МРТ головного мозга. МРТ оказалось идеальной. Невролог так и сказал Ба:

– Идеальная МРТ, никаких отклонений от нормы, никаких органических поражений.

Мирон тогда очень обрадовался, а Ба почему-то расстроилась.

– И какие мои дальнейшие шаги? – спросила она сухо.

– Вот я вам дам номерочек! – Невролог вырвал из блокнота листок, что-то быстро на нем написал, протянул Ба. – Прекрасный психотерапевт, лучший в области. Специализируется на детских психических травмах.

– У моего внука нет никаких психических травм, – сказала Ба ледяным тоном, но листок с номером телефона все равно взяла.

И Мирон познакомился еще с одним специалистом. Этот был молод и прогрессивен, умел увлечь беседой, вопросы задавал безобидные, картинки показывал смешные и даже просил Мирона самого что-нибудь нарисовать. Этот специалист разговаривал с Ба наедине и, наверное, разговор этот Ба успокоил, потому что она больше не водила Мирона по врачам. Лишь изредка он ловил на себе ее полные тревоги и сомнений взгляды, но жизнь его к тому времени полностью наладилась, а воспоминания о монстре из усадьбы «Гремучий ручей» медленно, но неуклонно стирались из памяти. Можно сказать, почти стерлись. И вот Ба с явной неохотой снова о них напомнила.

Мирон распрощался с Ба сразу же после краткого экскурса в историю усадьбы. Экскурс на самом деле был очень краток. Ба словно бы был неприятен сам этот разговор. И смотрела она на Мирона точно так же, как тогда в детстве – с тревогой и непонятным страхом. Он не стал раздражать ее своим присутствием, сослался на ее и свою занятость и отчалил. После недавнего инцидента с призраком дохлого пса, копаться в истории коматозной девчонки он передумал, зато серьезно задумался над тем, чтобы позвонить Милочке и испросить талончик на МРТ головного мозга для себя лично. Ситуация с повторяющимися галлюцинациями его очень беспокоила. И что бы ни говорил Харон, а первым делом стоило исключить самое очевидное – органическое поражение головного мозга. Мысль эта была настолько безрадостной, а сама идея обследования настолько пугающей, что Мирон дал себе клятвенное обещание понаблюдать за ситуацией и сдаться Милочке сразу же, как только что-то подобное повторится, а пока тянуть до последнего.

Кто ж знал, что повторится все в самое ближайшее время?..

Глава 12

Явившись на дежурство в больницу, Мирон первым делом заглянул в палату интенсивной терапии к девчонке-коматознице. После отповеди Харона он даже мысленно больше не называл ее Джейн и на полном серьезе подумывал над тем, чтобы дать ей какое-нибудь имя, потому что «коматозница» – тоже такое себе обращение.

В состоянии пациентки по-прежнему не наступило ожидаемого прогресса, о чем Мирон честно отчитался самому Вышегородцеву. Коллегиально они скорректировали лечение, после чего Вышегородцев велел наблюдать и дожидаться положительной динамики. На том и распрощались.

До наступления ночи Мирон еще пару раз заходил в девчонкину палату в тайной надежде, что она наконец очухается и кинется благодарить его за спасение. Надежда была в равной степени глупой и бессмысленной, а столь частые визиты подозрительными. Тем более что вместо тети Оли на боевом посту дежурила Кристина, девица яркая, хваткая и беспринципная. Яркости ее хватило, чтобы Мирон сдуру сделал ей пару комплиментов, а хватки на то, чтобы попытаться увлечь его во что-то большее, чем легких флирт. Но Мирон был стреляный воробей, романтических отношений на работе не заводил, а ярких, хватких и беспринципных старательно избегал. С Кристиной стратегии уклонения оказалось недостаточно. Кристина жаждала насадить его голову на пику своих дамских побед и в этой решимости творила дурное. Мирон терпел до последнего, а когда терпение наконец лопнуло, ласково притянул Кристину к себе, впрочем, старательно выверяя расстояние, на котором ее бюст оставался на безопасном расстоянии от его торса, заглянул в густо обрамленные искусственными ресницами глаза и спросил:

– Кристина Олеговна, вам дорога ваша работа?

– В смысле? – спросила Кристина Олеговна и сделала рот максимально чувственным. С чувственностью что-то пошло не так. Ну, или Мирон просто не разбирался в таких вопросах.

– В смысле, вы хотите работать в отделении медсестрой, или на рынке продавщицей? – ласково уточнил он.

– В смысле? – снова спросил Кристина Олеговна и взмахнула опахалами из ресниц. Еще она попыталась прижаться к нему бюстом, но Мирон ловко увернулся.

– В том смысле, что, если в вашу прелестную головку еще раз придет мысль повторить в моем присутствии вот это все, – он многозначительно глянул в вырез ее халатика, – вам придется искать работу в другом месте. Вы меня поняли?

Вообще-то, Мирон был вполне нормальным заведующим и все конфликты старался решать миром, но, когда дело доходило до войны, оппонент мгновенно понимал, что связываться с ним не стоит. Кристина Олеговна тоже поняла, домогаться перестала, но обиду затаила. В этом Мирон ни секунды не сомневался. Вот и сегодня на его бодрое приветствие она ответила ледяным взглядом из-под этих своих опахал. Ему-то что? Он и не такие взгляды выдерживал, но Кристина Олеговна не отличалась ни исполнительностью, ни трудовой дисциплиной. Соответственно, доверия ей не было никакого, приходилось бдеть самому.

Эта ночь выдалась на удивление тихой и спокойной. С вечера Мирона не дергали ни на экстренные операции, ни к тяжелым пациентам. Кажется, даже в приемном выдалось непривычное затишье. В такое славное дежурство завалиться бы на диван в ординаторской да прикорнуть на часок-другой, но сон не шел. В голове роились заполошные и небезопасные мысли, от которых Мирон отмахивался, как мог. Отмахивался-отмахивался и, кажется, задремал.

Очнулся он от боли в ладони. Той самой, помеченной серебряным шипом ошейника. Боль была резкой, но кратковременной. Мирон только вскинулся,