Читать книгу - ""Фантастика 2025-28". Компиляция. Книги 1-19 - Дмитрий Шатров"

смотрел на мир через скрученный в трубочку журнал. Хреновый, надо признать, признак. Ему только инсульта не хватало. Чего доброго, положат его на соседнюю койку рядом с коматозной девчонкой и будет над ними изгаляться неуч Сёма.

Эта мысль была одновременно пугающей и отрезвляющей. Именно она привела Мирона в чувство. Ну, почти привела. Потому что он по-прежнему не слышал Ба и по-прежнему продолжал видеть призрак дохлой псины. Мирон разглядывал псину, а псина разглядывала его. Она сидела возле упавшего серебряного ошейника, склонив на бок черепушку, и движение это было настолько собачье, что Мирон на долю секунды даже сумел представить – или увидеть? – вместо черепушки настоящую песью голову. Голова была большая и лобастая, покрытая жесткой угольно-черной шерстью, она сидела на мощной жилистой шее, на которой отчетливо виднелся след от ошейника. След был, а ошейника не было. И смотрела псина на Мирона не карими собачьими глазами, а красными угольями, от которых в жилах стыла кровь. Смотрела так, словно знала. Или запоминала?

Если бы Мирон был чуть менее рациональным, он бы решил, что по его душу пришел адов пес. Выбрался из преисподней, наслал на него инсульт с параличом, чтобы уже такого, беспомощного и неспособного к сопротивлению, рвать на части вот этими острыми клыками. Мирон застонал, со стоном пытаясь втянуть в себя хоть немного воздуха, а псина приблизилась вплотную и принюхалась. Она точно принюхивалась. Даже на пороге смерти от неминуемого удушья у Мирона не было в этом никаких сомнений. Псина принюхивалась, скалилась, а потом вдруг лизнула черным, длинным языком его окровавленную ладонь. Она лизнула, а Мирон заорал от боли. Ощущение было таким, словно к ладони приложили раскаленный утюг. Зато дышать сразу стало легче. Как говорится, клин клином вышибают.

А псина, теперь уже снова черепастая и безобразная до одури, попятилась от него к ошейнику и, кажется, попыталась поддеть ошейник лапой. Хуже того, ей это удалось: на долю секунд ошейник завис в воздухе, а потом брякнулся об бетонную плиту. Псина снова склонила голову на бок и снова посмотрела на Мирона. Больше не было никаких пылающих глаз – только черные дыры пустых глазниц, но Мирон ясно осознавал, что нездешняя тварь смотрит именно на него. Смотрит одновременно строго и требовательно. Хорошо хоть больше не пытается лизнуть.

Псина смотрела, а в мир Мирона, онемевший и сузившийся до темного тоннеля, начали проникать сначала звуки, а потом и яркие световые пятна.

– Мироша!!! – Кто-то лупил его по щекам и тряс за плечи. – Мироша, что с тобой?!

Голос у этого кого-то был похож на голос Ба. Только у Ба никогда не было таких испуганных, почти истеричных интонаций. Ба не лупцевала бы его по лицу и не шарила сначала по своим, а потом по его карманам в поисках мобильного и не причитала бы: – Да что ж это такое?.. Да куда ж он подевался?..

– Ба, – позвал Мирон сиплым от долгой гипоксии голосом. – Ба, тут не ловит сеть.

Точно не ловит, она сама ему об этом неоднократно говорила. Толщина стен тут такая, что впору устраивать бомбоубежище. Или склеп…

– Мироша! – В голосе Ба послышалось облегчение.

– Все в порядке, Ба. – Мирон скосил взгляд в ту сторону, где всего пару секунд назад видел призрак дохлой собаки. Призрак исчез.

– Что с тобой? Как ты меня напугал! – Ба перестала лупцевать его по щекам, но продолжала тащить за шкирку вверх в тщетной попытке придать вертикальное положение.

– Давай я сам. – Он мягко разжал ее трясущиеся руки, сел. – Все нормально, Ба. Минутная слабость.

– Ты задыхался. – Ба села рядом с ним, прямо на холодный пол.

– Приступ удушья. – Он попытался улыбнуться. – Наверное, реакция на вековую пыль.

– Здесь нет никакой вековой пыли. – Теперь, когда опасность миновала, к Ба вернулась ее рассудительность и почти вернулась невозмутимость. – В хранилище регулярно проводят уборку.

– Тогда приступ клаустрофобии.

– Никогда такого не было, Мироша.

– Никогда такого не было, и вот опять, – сказал он, поднимаясь с пола сам и помогая подняться Ба. – Да переработал я, Ба! – Он выдавил из себя вполне искреннюю и вполне легкомысленную улыбку. – Суточное дежурство, потом тренировка, потом бессонница какая-то одолела. Вот и прилетело.

Это было похоже на правду. В эту версию Ба могла поверить. Почему-то она считала, что Мирон перерабатывает и совершенно себя не бережет. Так что брошенное им зерно упало в подготовленную почву.

– А я всегда говорила. – Она разгладила складки на чуть измявшихся брюках. – Ты с непозволительным легкомыслием тратишь свои ресурсы.

– Я больше так не буду, – пообещал он, косясь сначала на лежащий на полу ошейник, а потом на собственную ладонь, на то место, которое лизнул призрак дохлой собаки. От раны остался лишь свежий белесый рубец. Вот такая поразительная регенерация!

– Ты кричал. – Убедить Ба в том, что все уже в полном порядке, было не так просто.

– Укололся о шип. Слушай, Ба, – он сунул руку в карман пиджака, – а не могут эти шипы быть обработаны каким-нибудь ядом?

Нейротоксичным ядом, если быть точным. Это могло бы объяснить появление галлюцинации в виде черепастой твари.

– Мирон, не говори глупостей! – сказала Ба строго. – Знаешь, сколько людей до тебя брали в руки этот ошейник?

– Сколько? – тут же поинтересовался он.

– Как минимум, двое. Я в том числе. И, как видишь, я до сих пор жива-здорова. Тебе нужно сдать анализы, Мирон.

– Какие?

– Не знаю, тебе виднее. Кто из нас врач?

– Справедливо. – Мирон присел на корточки перед ошейником и, поколебавшись всего мгновение, решительно взял его в руки.

Ничего не случилось! Ни туннельного зрения, ни приступа удушья! Не разверзлась земля, выпуская из своих недр адова пса. И щекотка из солнечного сплетения ушла. Может и в самом деле просто переутомился?

Зато Ба теперь смотрела на ошейник с опаской, словно он и в самом деле мог быть отравлен. Мирон аккуратно положил ошейник на бархатную подушечку и потом вместе с подушечкой вернул обратно в черный ящик.

– Так почему он такой большой, Ба? – спросил, закрывая ящик крышкой. – Где водятся такие собачки?

– Нигде. – Ба забрала у него ящик, вернула в сейф. – Это не обычный ошейник, это, можно сказать, символ.

– Символ чего?

– Власти. Говорят, этот ошейник принадлежал древнему венгерскому роду, передавался по наследству от матери к дочери.

– Передавался один ошейник, без собачки? Ба, в чем смысл и символизм? Что-то я никак не пойму.

– Про смысл я тебе, Мироша, сейчас ничего не скажу, а вот про символизм попробую объяснить, – сказала Ба, беря его под руку. – Только давай поднимемся в мой