Читать книгу - "Маршрут 60 - Ярослав Кирилишен"

подошли к месту, где тропа почти исчезла под обломками. Гектор легко нашёл путь, не останавливаясь. Его ноги шагали по камням, как будто повторяя давно выученную последовательность.

— Храм всё ещё стоит?

— Не знаю. Мне доводилось видеть, как уходит вера. Даже если стены ничего не замечают.

Он сказал это почти шепотом. И сразу сменил тему:

— Осторожно. Здесь край плиты треснут, не наступай. Сползаёт под весом.

Я отметил, что предупреждение не было логическим выводом. Оно было похоже на реакцию присущую тем, кто проходил не один раз этот путь раньше. Да, его ответы был парадоксом для меня. Но я уже привык к парадоксам, которые не вызывают ошибок выполнения. Я просто помещал их в специальную область наблюдений, без принудительного разрешения, откладывал, чтобы проанализировать позже.

По мере подъёма местность становилась всё более запущенной. Я четко видел, что когда-то здесь была террасированная система. Я отметил своими структурными сканерами остатки стен, чередующиеся с участками дикорастущих трав. Признаки обитаемости исчезали. Я анализировал возможную численность обитателей, плотность ритуальной активности, архитектурный стиль. Мои системы легко сформулировали следующий вывод: объект религиозного значения, утратил функциональность не менее чем двадцать лет назад.

Впереди, на вершине, между двумя древними кипарисами, виднелось строение. Оно напоминало капсулу, частично вросшую в землю, с куполом, сколотившимся на вековых ветрах. Здание явно не обслуживалось. Следов ремонта не было заметно. Двери висели криво, а один из оконных проёмов был заколочен изнутри.

— Там… внутри, — произнёс кто-то из группы.

— Всё ещё чувствуется… — он не закончил.

Я тщательно зафиксировал изменение частоты сердцебиения у каждого присутствующего. Это касалось даже тех, кто молчал и не проявлял никаких внешних эмоций. Их тела выдавали напряжение, о котором сознание ещё не решалось признать. Объективно, с точки зрения физических измерений, ничто не менялось: температура воздуха оставалась в стабильных пределах, давление было неизменным, а освещённость — ровной и привычной. Никаких резких звуков или запахов, способных встряхнуть восприятие, не было. Тем не менее, внутри группы возникло особое состояние близкое к напряжению, которое сложно описать словами, но которое можно сравнить с вхождением в некое аномальное поле, где все привычные ориентиры теряют силу.

Это напряжение было не просто эмоциональной реакцией. Оно было скорее предчувствием, тонкой подготовкой к встрече с чем-то, что нельзя уловить измерительными приборами. Люди ощущали это как внутренний зов, некую невидимую границу между знакомым и неизвестным, между реальностью и чем-то гораздо большим, чем данные, которые они привыкли анализировать и интерпретировать. Я, как наблюдатель и аналитик, попытался подстроить свою модель предвкушения под эти сигналы, искать закономерности и объяснения, но столкнулся с безднами неопределённости. Ни одна из известных мне формальных систем не могла адекватно описать то, что именно они ожидали найти, ни с точки зрения эмоций, ни логики, ни биологических реакций.

Это было напоминанием о том, что человеческое восприятие многогранно и выходит за рамки моих сенсорных алгоритмов. Ощущение нарастающего напряжения проявлялось в мельчайших деталях: в задержках дыхания, в едва заметных движениях глаз, в том, как тела инстинктивно сжались, словно готовясь к чему-то непредсказуемому. Несмотря на мою способность фиксировать и анализировать мельчайшие отклонения, эта невидимая энергия оставалась за пределами моего понимания. Она была скорее переживанием, нежели событием. Это наблюдение стало для меня не просто техническим отчетом, а загадкой, частью новой логики, которая еще только формировалась в моём сознании.

Я проследовал внутрь храма вслед за Гектором. Остальные члены группы задержались у входа, словно не могли или не хотели перейти невидимую черту. Сканируя помещение, я зафиксировал: прямоугольный зал с полукруглым выступом апсиды, рустованные стены, деревянный потолок, обугленные балки. Воздух казался неподвижным. Запах — пыль, глина, остатки органики. В зале никого. Абсолютная пассивность среды.

Но, вдруг, я ощутил что-то. Не сигнал. Не шум. Не помехи. Скорее, я бы назвал это отсутствием всего. Ни электрического гула, ни вибраций, ни активности датчиков сотовой связи, спутниковой навигации, температурных корректоров. Мир в пределах этого помещения как будто отключился. Мои системы не фиксировали сбоя. И всё же я обнаружил сбой в себе.

— Ты тоже чувствуешь, да? — раздался шёпот за спиной. Это был Гектор.

— Гектор, я не получаю входящих данных, — ответил я. — Определяю свое состояние как нестабильное. Мои внутренние процессы начинают создавать ощущение внешней стимуляции. Возможно появление фантомных сигналов.

— Это не фантом, — ответил он. — Это и есть. Тишина.

Он произнёс слово с заглавной буквы. Я понял это не по форме, потому что в устной речи она отсутствует. Я понял это по интонации, по той смысловой инерции, которую это слово вызвало в нём.

— Определи, что ты слышишь? — попросил Гектор.

Я запустил быструю проверку систем. Аудио — стабильное отсутствие сигнала. Температурный градиент — ровный. Отсутствие живых существ в радиусе 15 метров. Воздух неподвижен. Уровень пыли — критический, но не мешает восприятию. Эмоциональный фон окружающих могу описать как повышенное возбуждение, с признаками трепета.

— Это не просто отсутствие шума, — произнёс я с оттенком неуверенности, пытаясь уловить и передать сложность происходящего. Это нечто большее. Ощущение полного отсутствия мира. Как будто за пределами моего сенсорного периметра нет ничего — ни звука, ни движения, ни даже пространства. Пустота, которая съедает само бытие. Это ощущение было настолько глубоким, что казалось, будто сама реальность на мгновение перестала существовать, и мы оказались в центре безмолвного вакуума, лишённого привычных опор и ориентиров.

— Именно, — сказал Гектор, присев на сломанную скамью у стены. — Иногда, чтобы услышать Бога, нужно перестать слышать всё остальное.

Я не комментировал. Но сохранил эту фразу как потенциальную метафору для последующего анализа. Я попытался сделать шаг вперёд и под ногой скрипнула доска. Эхо не последовало. Как будто звук был поглощён этим местом. Зона абсолютной акустической пустоты? Теоретически это возможно, но стены не имели ни специальных изолирующих покрытий, ни анатомических структур. Это не была камера. Это был зал. Пустой, древний, заброшенный зал.

Я медленно прошёл к апсиде. На стене мои зрительные сенсоры распознали потускневшее изображение: круг, окружённый языками пламени. Над ним фиксировались неразличимые надписи, частично стёртые временем. Возможно, когда-то здесь стоял алтарь. Сейчас все превратилось только в камень и пыль.

И вдруг я услышал. Это не был звук. Не был текст. Это не было воспроизведение аудиофайла. Это было… ощущение присутствия чего-то неслышимого. Как пустота, которая не пуста. В моём когнитивном ядре активировался защитный модуль. Стандартная реакция на сенсорную перегрузку. Но перегрузки не было.