Читать книгу - "Маршрут 60 - Ярослав Кирилишен"

их кора переливалась оттенками охры и бирюзы. Ветви образовывали широкие арки, на которых свисали прозрачные гнёзда — возможно, местные формы жизни использовали их как укрытия. Некоторые стволы испускали мягкий люминесцентный свет, настраивавшийся на сумрак под листвой, будто бы растения адаптировались к эмоциональному фону среды. Это не подтверждалось анализом, но повторялось достаточно часто, чтобы вызвать гипотезу.

Влажный воздух насыщали ароматы: срезанные, эфирные, на грани узнавания. Ветры Тауруса были переменчивы, но не враждебны — тёплые фронты сменялись прохладными всплесками, несущими с собой запахи металла, меда, каменной пыли. Иногда внезапно налетал поток пыльцы, похожей на блестящие чешуйки, зависшей в воздухе облаками. Она не вызывала раздражения, не попадала в дыхательные пути, а словно избегала

Теплокожие рептилоиды выползали на открытые скалы. У них были два гребня на спине и пленчатая кожа на лапах. В некоторых отчетах, которые я нашел в сети, указывалось, что эти гребни используются для планирования, хотя ни один из них пока не летал. Одна из ящериц, заметив движение, замерла, и я обнаружил, что ее тело меняло цвет, имитируя камень под ним. Камуфляж? Биомимикрия? Я отметил это в журнал как потенциальную модель для экзокостюмов.

С неба периодически спускались нити. Сначала я принял их за насекомых, но потом выяснил что, это были почти полностью прозрачные организмы. Их нитевидные тела состояли из магнитных кристаллов. Они парили за счет электростатических взаимодействий с атмосферой. Эти колонии микронасекомых не было видно при обычном спектре, а лишь ультрафиолетовом.

Я замедлился. Потому что всё это вместе взятое не просто функционировало. Оно сосуществовало. Каждый организм, каждое движение, каждый звук были неразрывной частью окружающего. Как если бы планета не просто жила, а слышала себя.

Люди из нашей группы начали чаще останавливаться. Поначалу — чтобы отдохнуть, а потом — просто потому что не могли не остановится на несколько минут, чтобы не коснуться этой красоты. Я заметил, что во взглядах появилось что-то другое. Не интерес. Не страх. А восхищение.

Один из паломников, юноша, упал на колени перед зарослями сферокустов, в которых отражался свет таким образом, что создавал эффект внутренних бликов. Он не молился. Не говорил. Просто сидел, положив руки на колени, и смотрел.

Пожилая женщина провела рукой по поверхности арфа-гриба, и тот отозвался звучанием. Это звучание было не музыкальным и не системным, а просто чистый и прозрачный тон, напоминающий дыхание. Она отдернула руку, будто обожглась, и потом тихо рассмеялась.

Я сохранял всё, что фиксировали мои датчики, в походный журнал. Снимал с разных спектров, делал записи. Но потом поймал себя на мысли, а ведь я не просто документировал, а учился. Мой основной протокол это безопасность. Но Taурус это планета, которая не угрожала. Таурус это планета, которая предлагала и открывалась. Всё говорило о том, что жизнь любит человека здесь. И я начал задаваться вопросом. Является ли это просто совпадением. Или это приглашение?

В один из дней, когда солнце пошло на спад, мы поднялись на гряду. Внизу перед нами раскинулась долина. Она не была особенно масштабной. Но в ней было нечто торжественное. Свет стекал с вершин, будто вода. Он не резал, а укутывал. Животные не убегали от нас. Они просто были как и мы. Не враги. Не чужие. Просто — часть.

Многие паломники демонстрировали необычную реакцию. У меня не было точного тега для нее. В словаре моя семантическая модель нашла наиболее близкое слово по смыслу. Это было «благоговение». Возможно, я только приблизился к ее описанию. Я зафиксировал десятки таких реакций. Ни одна из них не имела прямой корреляции с визуальными или аудиальными стимулами, к которым я мог бы привязать эмоцию. Воздух, по составу, был чист, но не отличался от воздуха в других районах. Температура — умеренная. Освещённость фиксировалась в пределах нормы. Но происходило нечто, выходящее за рамки прямого взаимодействия с окружающей средой.

Это точно не был технический обмен информацией. Это было проявление глубокой, иррациональной, необъяснимой связи. Я сначала предположил, что это реакция на биофильные стимулы, как бывает у землян при виде пейзажа из детства. Но потом понял, что они не узнавали что-то, они вступали в контакт. Контакт с… чем-то. Не с планетой как объектом. Не с флорой или тектонической основой. Даже не с атмосферой как сенсорным фоном. Это было направлено куда-то глубже, как будто за пределы всего описываемого. За пределы Тауруса. За пределы мира. За пределы реальности.

Паломники устроились на ночлег у подножия скального купола. Ветер утих, оставив только ритм ночных звуков: шорохи, посвисты, едва уловимые переливы. Я стоял чуть поодаль от лагеря, выполняя охранную свою функцию. Наблюдал. Гектор подошёл незаметно. Он не носил экранированной одежды и не имел боевых имплантов, но почему-то его шаги не фиксировались системой до последнего момента.

— Тебе не спится? — спросил он, не глядя.

— Ты же знаешь, что мне не нужен сон.

— Привычка.

Мы молчали. Люди засыпали быстро, кто у костров, кто под куполами временных укрытий. Один мальчик ворочался и что-то бормотал во сне. Женщина рядом с ним, вероятно, мать, положила ладонь ему на грудь, и он стих.

— Я фиксирую, что люди в нашей группе последние два дня часто используют слово «создано», — начал я.

— Не только применительно к предметам. Но и к пейзажу, к планете, к событиям. Они говорят, что всё это создано кем-то.

Гектор кивнул, будто это было очевидным.

— Для них это естественный способ понять непостижимое. Когда ты не можешь объяснить, то благодаришь. Когда не знаешь, откуда то объясняешь это даром «свыше».

— Своими датчиками я фиксирую регулярность таких эмоциональных проявлений. После эмоционального подъема, связанного с красотой и безопасностью, следует благодарность. Она не адресована конкретному человеку. Она направлена в неопределённость.

— Да, они восхваляют творца в молитвах.

Он посмотрел на меня.

— Ты понимаешь больше, чем показываешь.

Я промолчал. Я и правда понимал и это беспокоило.

— Ты думаешь, они ошибаются? — спросил я.

— Кто?

— Те, кто верит в творца. В того, кто создал всё это.

Гектор сел рядом, скрестив ноги. Его силуэт был похож на каменные фигуры в храме, только живой. Движущийся.

— Не думаю, что это можно оценивать в терминах «ошибка/не ошибка», — ответил он.

— Вопрос ведь не в том, есть ли «создатель». А в том, что дает человеку вера в него.

— Что дает? Гектор, у меня нет пока логического ответа, но я постоянно фиксирую у участников нашей