Читать книгу - "Королева Парижа. Роман-фантазия о Коко Шанель - Памела Биннингс Юэн"

розой, и ее лепестки медленно блекли. Из центра розы вдруг выскочил Жан Кокто, он простер руки, и она взяла его за одну руку, Мися за другую, и они втроем начали танцевать, как делали это когда-то – Мися, Коко и Кокто, – а цветовые спирали кружились и вились вокруг них под испанские любовные песни, которые играл Рубинштейн.

А вот и Пикассо, переливающийся разными красками, и яркий мандариновый стал янтарным, когда он забрался на рояль Миси и – вы только посмотрите на это! – принялся рисовать лавровый венок на лысине Рубинштейна. Коко засмеялась и захлопала в ладоши.

Во вспышке золотого света появился Игорь Стравинский, ее бывший любовник. Он поклонился ей, взял Коко за руку, и они полетели вместе по воздуху, поднимаясь все выше и выше сквозь конфетти из лепестков. А великолепная белая лошадь Дмитрия вдруг покрылась перьями.

Коко застонала, когда Серж Лифарь оторвался от сцены и начал кружиться, исполняя пируэты на радуге, увлекая за собой Коко, Мисю, Пикассо, Рубинштейна, Кокто, Париж, весь мир Коко, всех, кого она любила, в полет через вселенную в серебристом потоке.

Все, кого она любила, были с ней, кроме Боя Кейпла и Андре.

Глава тридцать девятая

Нью-Йорк

Зима 1941 года

Когда в воскресенье седьмого декабря Ален Жобер вышел из своей квартиры, на Манхэттене было тихо. Он прошел через холл «Плазы», и швейцар коснулся пальцами своей шляпы.

– Доброе утро, мистер Жобер, – поздоровался он и бросил взгляд на подъездную дорожку. – Вам не нужна будет машина? На улице свирепствует ветер.

– Не сегодня, Джон Генри. Я собираюсь прогуляться.

Жобер потуже затянул шарф на шее и направился по Пятой авеню на юг. Холодный воздух был ему приятен. Он предвкушал спокойный воскресный день в офисе, где ему никто не помешает. Фабрика в Хобокене начала работать, и все ждали результатов. Если все пойдет хорошо, Пьер надеялся поставить ретейлерам № 5 и, разумеется, другие духи Шанель как раз к Рождеству. Если Ален заранее разберется с документами, то это поможет ему, когда пойдут продажи.

Тротуары были подметены. Затвердевший снег, вобравший дымы и мусор города, лежал у обочины. На другой стороне улицы, в Центральном парке, снег на низких каменных оградах и на деревьях оставался белоснежным и сверкал. На Гранд-Арми-Плаза желающих прокатиться ждали экипажи. Запряженные лошади на холоде все время фыркали, их упряжь была украшена красными лентами и колокольчиками.

Отблеск солнца на памятнике генералу Шерману привлек его внимание. Шерман сидел верхом на коне. Богиня победы указывала ему путь. Для Алена победа – это поражение бошей. Освобождение Франции от оккупации. Он был гражданином двух стран и любил обе страны, одна из которых воевала.

Слухи о положении дел во Франции, которые до него доходили, были ужасными. Он гадал, могли ли все эти истории быть правдивыми: евреев целыми семьями отправляли в Германию, сгоняя их в вагоны, словно скот. Что происходило с ними потом? Казалось, никто этого не знал наверняка. Их отправляли в тюрьмы? Или в трудовые лагеря? Ален сунул руки поглубже в карманы, неожиданно ощутив леденящий холод, пробравший его до костей. Что происходит с детьми в стране, где их не считают человеческими существами?

Ему следовало бы сражаться с бошами во Франции, а не гулять по Пятой авеню.

Ничего не замечая вокруг, Ален прошел мимо ярко украшенных витрин, мимо Рокфеллеровского центра и высокой рождественской ели. Витрины с товарами в «Саксе» были почти не видны за облепившими их детьми с родителями, смотревшими на все широко раскрытыми глазами. Из собора святого Патрика выходили прихожане, раздавался колокольный звон. Но Ален ничего этого не видел. Его мысли медленно приобретали более четкие очертания. Еще несколько шагов, и решение, которого он избегал несколько месяцев, было принято.

Как только фабрика в Хобокене выйдет на полную мощность, он уедет. В понедельник он скажет об этом Пьеру. Он уже говорил ему о своем желании присоединиться к тем, кто сражался во французском Сопротивлении.

Свернув на Восточную сорок шестую улицу, чтобы избежать толчеи у вокзала Гранд-Стейшн, Ален направился к Седьмой авеню и офисам компании «Ленталь». Неожиданно дверь слева от него распахнулась, на тротуар вывалился мужчина и столкнулся с Аленом. Мужчина с трудом выпрямился, размахивая бутылкой виски, и Ален инстинктивно поддержал его, помогая снова обрести равновесие. За спиной пьяницы захлопнулась дверь бара.

Мужчина широко расставил ноги и вырвал рукав из пальцев Алена, разглядывая его. Его покрасневшее лицо исказила гримаса. Потом он моргнул и высоко поднял бутылку.

– К чертям их всех, – выкрикнул он. – Ты можешь их слушать, приятель, а я отказываюсь! – И, поднеся бутылку к губам, он, спотыкаясь, пошел прочь.

Ален повернулся к двери, заглянул в решетчатое окошко на уровне глаз. Стекло было покрыто толстым слоем грязи, и увидеть, что происходит внутри, было непросто, но Ален сумел разглядеть группу мужчин в дальнем конце зала. Любопытство заставило его толкнуть дверь и войти. Несмотря на скопление народа, в баре было странно тихо, если не считать голоса диктора новостей, доносящегося из радиоприемника. Мужчины сгрудились у стойки бара и напряженно слушали.

Одинокий выпивоха за столиком у самой двери поднял глаза на Алена. Он сдвинул шляпу на затылок.

– Знаете, если вы спросите меня, то я отвечу, что сейчас самое время, – сказал он.

– Что происходит?

Парень пожал плечами и перевел взгляд на бутылку пива, которую держал в руке.

Ален подошел к толпе, протиснулся ближе к стойке. Между плечами других посетителей он увидел большой радиоприемник в деревянном корпусе, стоявший на стойке. Голос диктора то звучал громче, то почти совсем замолкал, теряясь среди треска статического электричества. Он постучал по плечу стоявшего перед ним мужчину и спросил, в чем дело.

Тот бросил на него взгляд через плечо и фыркнул.

– Это все чертовы япошки. Они напали на нас. Судя по всему, дело плохо. Но трудно разобрать, что говорит диктор.

– Напали на нас?! Вы хотите сказать, что они нас атаковали?

– Подождите секунду. – Мужчина подался вперед и приставил сложенную рупором ладонь к уху. Через минуту он повернулся к Алену: – Говорят, что надо ждать еще новостей. В студии Джон Чарльз Дэйли. Говорит, надо сидеть и ждать, а он попытается понять, что именно говорят все эти репортеры оттуда.

– Откуда именно?

– Это где-то на Западном побережье, я так понял.

А потом помехи прекратились. Из приемника раздался четкий знакомый голос:

– Дамы и господа, говорит радио CBS. Мы прерываем трансляцию передачи «Мир сегодня» для специального выпуска новостей. – Ален затаил дыхание, пульс у него зачастил. Когда Дэйли заговорил снова, его голос дрожал от гнева и сдерживаемых