Читать книгу - "Любимчик Эпохи. Комплект из 2 книг - Катя Качур"

и накормленный Ленкой, он садился на коричневый кожаный диван, Родик разливал «Хеннесси», непременно поминая старого еврея-гематолога из вологодской больницы, и они поднимали тост: «За пять сорок пять и два четыреста!» На следующий день всей семьей отправлялись к родителям на Страстной бульвар. Ленка пекла потрясающий медовик, мама целовала всех строго троекратно, а на Илюше залипала так, будто он был не сорокавосьмилетним жилистым мужиком, а сладким пупсом с ямочками на попе. Папа крепко обнимал Ленку – он очень ее любил, Ларик с Яриком оставляли в коридоре кроссовки сорок пятого размера, все набивались за кухонный стол (почему, ведь был же огромный обеденный?) и сидели чуть ли не друг у друга на коленях. Ленка разрезала торт: маме, папе, заметно больший кусок Илюше, сыновьям и только потом Родиону. Все одновременно галдели, просили Софью Михайловну рассказать про «5045 и 2400», в сотый раз смеялись, в сотый раз выпивали…

Родька не мог умереть. В семье настолько привыкли к его могучему иммунитету, его бессмертию, что звонок из больницы от Пашки-паука все восприняли как шутку.

– Родион Львович умер, оперируя пациента. У него отказали почки.

– Пациент умер? – переспросил Илюша.

– Родик умер, – старый Паук по-мальчишески зарыдал в трубку.

Илюша одеревенел. Он повторил Ленке эти два несовместимых слова, лег пластом на пол и закрыл голову руками. В двух метрах от него билась в истерике Лена, ревел телевизор, звонили все телефоны до одного. Пришедшие сыновья выли, раздирая душу. В квартиру начали стягиваться какие-то люди. Но Илья лежал в оглушительной тишине. Огромной кровавой саблей кто-то рубанул этот мир, отсекая все звуки, запахи, эмоции. Родик оказался смертным. Его спаситель, его идол, его маяк, мерило всех его помыслов и поступков. Родной, мудрый, надежный, красивый Родик. Сильный, ледяной – напоказ и абсолютно теплый, как мамин свитер, – в душе.

Илюша пролежал на полу до вечера, пока не приехал Пашка-паук. Седой хирург приложил к его носу платок с нашатырем и встряхнул, будто сортовую яблоню в попытке избавиться от урожая осенних плодов.

– Мы что, зря тебя оперировали двадцать лет назад? Он зря ночей не спал, чтобы вернуть тебя к жизни? Вставай!

Илюша, шатаясь, сел на кровать и, глядя на Ленку, тихо, только губами произнес:

– Как ты могла класть ему торт в последнюю очередь?..

Ленка припала к Пашиной груди и безудержно зарыдала. Паук обнял ее и с упреком посмотрел на Илью:

– Прекратить! Теперь ты – мужик, ты – опора семьи. Действуй.

Илюша оказался херовой опорой. Его плечи не потянули того груза, который всю жизнь пер на себе Родион. Он толком нигде не работал, у него не было инвестиций, и о том, как прокормить еще кого-то кроме себя, никогда не задумывался. Родька тоже не планировал умирать и ни о каких распорядительных бумагах, наследстве и доходах не подсуетился. Для Илюши настали черные времена. Он корил себя самого, корил Ленку, которая льнула к нему с удвоенной силой, корил маму. Софья Михайловна отреагировала на смерть сына совершенно невообразимо. Девять дней ее не могли поднять с постели, она онемела, оглохла, отказалась приезжать на похороны. А после вторых поминок вдруг встретила семью здоровой и бодрой.

– Чего вы такие понурые? – улыбаясь, спросила она.

– Соня, тебе лучше? – Отец еле передвигал ноги.

– Мама, вам налить чаю? – На Ленке не было лица.

– Налить, давайте устроим праздник, посидим все вместе. А где Илюша?

– Я з-здесь, м-мама… – отозвался он. – Какой п-праздник, ты о чем?

– Мы так давно не смеялись. Откуда вы пришли? – возбужденно лепетала Софья Михайловна.

– Мы с п-поминок, мам, – ответил Илюша.

– Кто-то умер? – удивилась мать.

Все замерли и переглянулись. Ленка дрожащими руками взяла со стола фотографию Родиона с черной лентой через угол.

– Кто это? – спросила мама.

– Это же Родик, – опешил Лев Леонидович, – твой, наш сын…

Мама взяла портрет и засмеялась:

– Какой красивый мужчина, надо же! Похож на тебя, Лева, в молодости, почему он умер?

В глазах Илюши, Ленки, папы стоял ужас.

– Она сошла с ума, – медленно произнес Лев Леонидович.

* * *

Софью Михайловну затаскали по врачам. Профессор Гусев, лучший психиатр столицы, вынес вердикт:

– У вашей мамы защитная реакция организма на горе, которое она не смогла пережить. Мозг просто выключил из памяти этого человека, ее сына. Иначе она бы не справилась. Лечить бесполезно.

– Но п-память вернется к н-ней? – в надежде спросил Илюша.

– Не факт, – вздохнул он. – Примите это как данность. В конце концов, она счастлива, в отличие от вас. И она не испытывает стресса. Ведите себя с ней как обычно. Во всем остальном, поверьте, она абсолютно адекватна.

Это было крайне мучительно. Софья Михайловна, как рыбка в аквариуме, забывающая все на свете, проплыв один круг, все время спрашивала, рассматривая фотографии:

– Что это за мальчик с тобой, Илюша? Твой друг?

– Это мой р-родной брат, м-мама, твой с-старший сын, – отчаявшись, отвечал Илья.

– Какую ты ерунду говоришь, роднуля. У меня только один сыночек, это ты.

– Сколько я в-весил при рождении, м-мама? – однажды догадался Илюша.

– Два килограмма четыреста! – заулыбалась она.

– А кто – п-пять сорок пять?

У Софьи Михайловны задрожал подбородок. По морщинкам поплыли слезы.

– Ну, мама, ну? – в надежде затряс ее Илюша. – Кто в-весил пять с-сорок пять?

– …твой папа, Левушка, при рождении весил пять килограммов сорок пять грамм. Такой крепыш, прямо сразу в садик можно было отдавать.

Родик и муж слились у нее в единый образ. Всем казалось, она притворяется, играет. Софья Михайловна по-прежнему была остра на язык, следила за новинками медицины, консультировала больных на дому, освоила скайп, ватсап и все мыслимые мессенджеры, завела страничку в соцсетях и выкладывала в ленту свои роскошные пироги. Но по десять раз на дню она спрашивала мужа:

– Лева, почему ты так быстро постарел? Ты же вот только вчера был молодым?

– Да и тебе не двадцать, Соня, – перестал сопротивляться папа.

– А почему ты больше не оперируешь?

– Потому что я – полковник в отставке.

– Зря, ты был таким блестящим хирургом! Как ты спас Илюшеньку, это что-то!

Илья ненавидел за это маму. Он ненавидел Ленку, которая, вроде бы хлопоча по делам покойного мужа, недвусмысленно приближалась к Илюше. Однажды после полуночи в его комнату открылась дверь, и Ленка, голая, прикрытая лишь прозрачным пеньюаром, села на кровать.

– Л-ленок, не н-надо, – Илюша погладил ее по руке, – я об-божаю тебя, т-ты знаешь. Но н-не надо… М-мы не с-сможем после смот-треть друг д-другу в глаза.

– Илюшенька, не унижай меня, – прошептала Ленка. – Ты знаешь, что я мечтала о тебе всю жизнь. Я тебя заслужила.

Ленка была утонченно-прекрасна. Лицо обложек «Космополитена», даже в своем возрасте она оставалась востребованной моделью. Чуть незаметной дорогой пластики, чуть умного макияжа, пожизненная диета и изнуряющий спорт сохранили ее свежайшей, бархатной,