Читать книгу - "Любимчик Эпохи. Комплект из 2 книг - Катя Качур"

– Любимчик Эпохи! – заорал майор. – Сколько зим, сколько лет!

– Есл-ли быть точными, то двад-дцать семь, к-как мы отсюд-да уехали, – засмеялся Илья, обнимая растолстевшего, седого Виталю.

– До сих пор квакаешь, заикаешься? – Мент сердечно потрепал его по макушке.

– Аг-га!

Виталя усадил его за кухонный стол с дешевой клеенкой, плотно заставленный домашней едой: пирожки, блинчики, ватрушки исходили горячим паром и возвышались в тарелках египетскими пирамидами. Жена налила чай и поставила стопки.

– Махнем? – спросил майор.

– Дав-вай сначала к д-делу.

– Итак, резюмируем, что мы ищем? – собрался Виталя.

– Ищем некую К-корзинкину Зэ Пэ, кот-торую почему-то в сорок п-первой к-квартире искал тот х-хмырь, помнишь?

– Илюша, я помню все. Смотри, что я нарыл.

Виталя раскрыл старую коричневую папку с потертыми углами и, смочив слюной волосатые пальцы, начал по одной перекладывать бумажки на стол.

– В нашем городе за последние пятьдесят лет проживало тридцать две Корзинкины, из них Зэ Пэ – три штуки. Помнишь, как звали искомую Корзинкину? – Мент поднял на лоб очки с засаленными стеклами.

– Н-нет.

– П-память д-дырявая, – передразнил его Виталя, – мужик искал не кого-нибудь, а Злату Петровну, свою дочь! И звали его Игнатов Петр Петрович!

– От-ткуда т-ты помнишь? – изумился Илюша.

– Профессия у меня такая, – майор поднял вверх указательный палец. – Так вот, из этих Зэ Пэ – Златы Петровны нет ни одной. Зоя и две Зинаиды. Игнатов Петр Петрович прибыл из-под Архангельска. Я навел справки, он уже умер вместе со своей женой. Дети его ни о какой Корзинкиной никогда не слышали.

– Т-так это т-тупик… – растерянно произнес Илья.

– У нас остается только одна зацепка, – продолжил Виталя. – Ваш дом принадлежал городской администрации, и часть квартир была предназначена для передовиков производства, почетных граждан, ветеранов войны и труда, а также инвалидов. Сорок первая как раз была из их числа. До Анны Ивановны Полуэктовой по кличке Эпоха там никто не проживал. Официально. Я в то время не работал – лично не видел. Анну Полуэктову вселяла в квартиру некая Нина Ланская – глава молодежного комитета городской администрации, любовница одного эмвэдэшника, мы его недавно хоронили за счет союза ветеранов. Она жива, эмигрировала сначала в Израиль, а сейчас живет в Тунисе. Вот ее и надо искать. Если она кого-то вселяла, значит, знала, кто оттуда выселялся и куда.

– А если он-на не з-знала? – Илюша был полностью разочарован.

– Значит, искупаешься в Средиземном море и поешь устриц, – заключил Виталя.

– К-корзинкина ум-мерла в деревне Т-томилино с какой-то т-травмой…

– Этого населенного пункта больше не существует, я узнавал. – Мент запихнул в рот пирожок, из которого поперла на подбородок красная жижа, и, причмокивая, отхлебнул чай. – Снесли на хрен, сейчас там построили завод «Данон», йогурты выпускают.

– Н-наливай, – вздохнул Илюша. – П-похоже, Корзинкина – эт-то м-мираж.

– А скажи-ка, на кой черт она тебе сперлась?

Илюша помялся, опрокинул стопку, понизил голос:

– К-клянись, что ник-кому не с-скажешь!

– Клянусь, – серьезно ответил Виталя.

Илья рассказал ему всю историю с биркой и передал разговор с отцом. Мент почесал лысеющую макушку.

– Соня не твоя мать? Черта с два! Она же бегала с тобой по всем больницам, сдувала с тебя пылинки, тряслась над тобой, зацеловывала до смерти… Весь двор это видел.

– Соня – м-моя мать. Был-ла и будет. Я ищу биологич-ческую р-родственницу.

– Тогда для начала дуй в город Октябрьск рядом с этим «Даноном», поднимай архив, уточняй, кто жил на территории, которую сейчас занимает завод. Потому что «Данон» открывал мэр Октябрьска. Ищи бабу, принимавшую роды Корзинкиной. Если Злата Петровна умерла, как утверждает твой отец, то в вашем доме занимать квартиру уже не могла. А если осталась жива, в чем я уверен, то повитуха может что-то знать.

– П-почему ты ув-верен, что она не ум-мерла при родах?

– Ментовская чуйка, – Виталя стукнул волосатым кулаком в грудь, – да и поверь, просто так ее папаня не приехал бы из Архангельска, если бы у него не было данных о квартире. Я знаю этот тип людей. Наследнички… У них нюх на оставленное имущество…

Следующие несколько месяцев стали для Илюши кошмаром. Он еженедельно мотался в замызганный городишко Октябрьск, жил в грязной гостинице с туалетом в конце коридора и таскал толстой бабище – главе местного архива – бутылки коньяка и швейцарский шоколад. Архив города и близлежащих деревень был не только не оцифрован, но даже не упорядочен в бумажном виде. Октябрьская бабища инстинктами не отличалась от всех остальных женщин, поэтому безнадежно влюбилась в Илюшу и в своих постклимактерических мечтах имела его и так и эдак в интерьере плесневеющего архива и на фоне видов из рекламы «Баунти». Звали ее Ольгой Филипповной. Она истово хотела помочь Илюше, поэтому нашла папку под названием «Томилино» буквально через неделю. Но мысль о том, что этот белокурый голубоглазый мужчина со шрамами через все лицо больше не появится в ее забытом богом логове, толкала Ольгу Филипповну на сделку с совестью. Она не отдавала папку, заставляя Илюшу изо дня в день копаться в заведомо не подходящих документах. А когда он, измученный, пришел к ней в кабинет прощаться – «п-поиски не п-принесли результата, ув-вы» – бабища торжественно достала папку. Илюша заморгал, заподозрив Ольгу Филипповну в нечистоплотности. Она разрыдалась, объяснив, что переживает последнюю в жизни, безответную любовь. И что он – свет, он – ангел, он – солнечный луч в этом грязном скорбном мире. Илюша закатил глаза, отчаянно зарычал и опустился в сломанное кресло с рваной обивкой. Бабища рухнула перед ним на колени. В декорациях сползающих пластами обоев, запыленного тюля и засиженной мухами люстры эта сцена ломала все стереотипы о признании в любви как таковом.

– В-встаньте, бог-га ради! – испугался Илюша.

– Не могу, – плакала Ольга Филипповна, – у меня артроз…

– В-вашу м-мать! – Илья с трудом соскреб с пола эту рыхлую, больную женщину и усадил на стул.

– Миленький мой, спасибо, – утирала слезы бабища.

– Я не с-сержусь на в-вас, я оч-чень ценю в-вашу любовь, – в ужасе лепетал Илюша, – только п-прекратите вод-дить меня за н-нос.

– Хорошо, вы пообедаете со мной в ресторане? – Она попыталась напоследок урвать капельку счастья.

– К-конечно, п-прямо сегодня! – пообещал Илюша.

– Ладно, – смирилась Ольга Филипповна. – Я изучила ваш вопрос. И даже поговорила по телефону с очевидцами. В Томилине была фельдшерица. Надежда Сергеевна Гучко. Она, к сожалению, полгода назад умерла. К ней часто привозили пострадавших с завода «ХимФосфор». Ну там ожоги, отравления. Привозили тайно, это ж статья была! Она их лечила. Пятьдесят лет назад на этом «ХимФосфоре» что-то взорвалось. И да, говорят, ей снова кого-то привезли. Но никакой девушки восемнадцати-двадцати лет никто из томилинцев не припоминает. Либо она правда умерла. Либо ее также инкогнито куда-то вывезли.

– Оп-пять тупик, – выдохнул Илюша.