Читать книгу - "Глаза Моны - Тома Шлессер"

Кроме того, какое разнообразие изображенных материалов: звериная шкурка и блестящее золотое шитье, живая плоть и мрамор скульптуры. Наконец, изображения искажаются и накладываются друг на друга: гравюра сужается по закону перспективы, в ее стекле отражается сборчатый рукав; узор ковра и рисунок на листе бумаги преломляются в металлическом шаре, на его выпуклой поверхности видны искривленные фигурки закадровых персонажей. Это не просто сделано искусной рукой, это само искусство ручной работы. И наглядное доказательство равенства полов.

– И все-таки кое-что мне тут неясно. – Мона замолчала и довольно долго скребла затылок. – Картина называется “Интересная ученица”. Но эта девушка в пышном платье – она кто: ученица или учительница?

Сама того не предполагая, Мона нечаянно затронула главную загадку картины. Анри порадовался ее вопросу и заговорил размеренным тоном, постепенно подходя к ответу:

– До сих пор мы с тобой думали, что название относится к центральной фигуре, молодой женщине с гравюрой в руках. Верно?

– Да.

– Но мы плохо смотрели.

– Как это? Лично я смотрела очень хорошо!

– Я тоже, Мона. И я увидел, что тут есть и учитель.

– Где это ты его видишь?

– Его имя Жан-Оноре Фрагонар, современники называли его “божественным Фраго”. Он последователь Ватто и один из величайших художников XVIII века, тоже представитель школы либертинажа. Так вот, на картине он есть.

– Где же это?

– Во-первых, гравюра в руках молодой женщины – репродукция одной из лучших аллегорических картин Фрагонара, она написана в 1785 году и называется “Фонтан любви”. Там двое влюбленных спешат испить из чаши страсти, которую держат путти. Сами эти путти не видны на гравюре, зато мы видим на столике их двойников, мраморных ангелочков, смеху ради увенчанных огромной шляпой. А кроме того, Мона, мы все еще не рассмотрели как следует крошечное отражение на поверхности лежащего слева металлического шара. – Анри помолчал. – Гляди: там видна другая часть мастерской. И кроме милого песика, видны фигурки еще четырех персонажей. Художница за мольбертом – это, очевидно, сама Маргерит Жерар. Рядом сидит ее сестра Мари-Анн Жерар, миниатюристка, а в правой части отражения стоит их брат Анри, отличный гравер. И наконец, за спиной художницы стоит супруг Мари-Анн, он же зять и учитель Маргерит. Это и есть Фрагонар. Он наблюдает за работой своей ученицы. Понимаешь, что это значит?

– Что “интересная ученица” – это сама художница: она пишет эту картину, и она же отражается в шаре.

– Совершенно верно! Вот мы и разгадали загадку: “интересная ученица” – это Маргерит Жерар, на которую смотрит ее учитель Фрагонар, она “интересная” в его глазах. И он не только смотрит, но и сам принимает участие в работе своей замечательной ученицы – кое-что на холсте он написал собственноручно. Потому-то его имя упомянуто на табличке рядом с именем Маргерит Жерар. Всего одну деталь. Угадаешь какую?

– Дай мне подсказку.

– Это то, что ты хочешь получить в подарок на Рождество.

– Мяу! Котик! Фраго нарисовал кота!

15. Жак-Луи Давид. Пусть прошлое служит будущему

Любитель фигурок Вертунни в лавку больше не приходил. А жаль – Поль уже начал составлять примерную опись тех, что покоились в старой коробке, их было триста двадцать девять штук, и полтора десятка он выставил в лавке. Причем, по совету Моны, не все кучей в одном месте, а порознь и каждую в особом антураже.

Как-то в воскресенье, закончив уроки, Мона решила помочь отцу устраивать сценки с фигурками. Одну из них, лежащего на скамейке свинцового человечка, она задумала поместить под лучом света, как будто он растянулся на солнышке. Чтобы так получилось, надо было немного сдвинуть неоновую лампу. А для этого расставить стремянку, влезть на нее, взять молоток и забить в стенку гвоздь. Если у тебя есть опыт, все это – пара пустяков. Если же нет, то тебе предстоит опасное, чреватое травмами приключение. Поль осторожно напомнил дочери, что по этой части главный мастер он, но она только огрызнулась в ответ.

Стремянка шаталась. Молоток был тяжеленный. Но Мона отлично справлялась. И вдруг случилось нечто неожиданное. В последний раз ударив молотком по шляпке гвоздя, она почувствовала, что на ней что-то оборвалось. По несчастной случайности леска, на которой висел ее талисман и которую злосчастный Гийом дернул несколько дней тому назад, развязалась. Далее, как в замедленной съемке, ракушка упала, ударилась о ступеньку, на которой стояла Мона, отскочила, пролетела по воздуху и исчезла за решеткой вентиляционного отверстия. У Моны чуть не разорвалось сердце. Она дико закричала. Поль ринулся к ней, обхватил и хотел снять с лестницы – он решил, что она попала молотком по пальцу. Несколько мгновений он не мог добиться от нее ни слова, наконец она скорчилась и выговорила: “Бабушка!” И Поль, как ни странно и ни смешно, тут же понял, что это значит. Но дальше произошло такое, во что трудно поверить. Вентиляционное отверстие закрывала толстая чугунная решетка, какую не сдвинуть и силачу. Но Мону это не остановило. Ни слова не говоря, она изо всех сил вцепилась в решетку и стала тянуть ее с отчаянием запертого в темницу пленника. Рывок, еще рывок… на пятый раз решетка подалась. Мона по локоть засунула руку в темную дыру и достала свой талисман. Только тогда она с облегчением бросилась отцу на грудь и разрыдалась.

За ужином она рассказала обо всем этом маме, но коротко и без особых эмоций. А потом, даже не доев сладкое, пошла спать. Быстро улеглась в кровать, над которой висела афиша Сёра, но уснуть не могла. Ее мучили сомнения: может быть, надо было рассказать родителям, что в те бесконечные секунды, когда сердце ее бешено колотилось, глаза ее снова застелила пелена из тысячи и одной черной точки.

* * *

В ту среду, по установленному Анри графику, он должен был показать внучке последнее произведение, созданное до Великой французской революции. Вот черт, думал он, уже середина февраля, так быстро пролетает неделя за неделей, срочно надо показать Моне хоть одну монументальную работу, выполненную по королевскому заказу, ведь до сих пор они смотрели только картины, написанные за мольбертом. Конечно, в панораме живописи, которую он хотел показать внучке, неизбежно возникнут досадные пробелы. Ну и пусть! Все равно на этот раз он непременно покажет ей крупное официальное полотно. И даже слишком крупное: художник, которому оно было заказано в 1783 году, известный своим честолюбивым нравом и работавший над картиной два года, взял на себя смелость создать картину, которая была много больше, чем предписал ему главный смотритель королевских