Читать книгу - "Парашюты и парашютисты - Нина Викторовна Романова"

– А-а-а-а…

– Господи, да что же такое? – я не могла больше выносить неопределённость и обратилась к Тони: – Скажи мне, что произошло.

Он кивнул и, оторвав Таськину руку от моей, повёл меня в кухню.

– Крис погиб, – проговорил он.

«Крис погиб!» – хлопнули двери… «Крис погиб!» – ухнуло за окном… «Крис погиб!» – стучало в ушах… Я не могла в это поверить!

– Как? – только и сумела спросить я.

– Несчастный случай… В последний день… шёл по касательной и не рассчитал поворот. На скорости триста с лишним километров в час влетел в лес на горе.

Я с трудом могла представить себе, о чём говорит Тони, при чём здесь лес, гора… Потом вспомнила видео, которое Тася показывала мне много раз: сорвавшись со скалы, Крис летит в вингсьюте, разгоняясь до неимоверной скорости, пролетая между двумя обломками скал, огибая горы… Казалось, он мчится со скоростью света, а может быть, и быстрее. И вот теперь, не рассчитав поворот, он просто влетел в лес. Я упала на стул, но тут же соскочила и понеслась обратно к Тасе. Она всё так же сидела, глядя сухими глазами в пустоту, и скрипела:

– А-а-а-а.

– Тасичка, милая моя, родная моя… – я прижала её к себе, как могла крепко.

Помочь, чем только возможно! Но разве можно чем-то помочь? Мне просто нужно было, чтобы она меня услышала, чтобы зацепилась за мой голос и вернулась из этого кошмара назад, в жизнь, туда, куда не хочется возвращаться, туда, где больше нет любимого человека, туда, где кажется, всё кончено. Нужно, обязательно нужно протянуть эту тонкую ниточку, связывающую её с оставшимися здесь, на земле. Это так важно и так сложно – подобрать слова, потому что все они пусты, потому что невозможно вложить в них смысл, когда смысл потерян.

Я стояла, прижимая её к себе и покачивая, как качают маленького ребёнка, стараясь уменьшить боль.

Она затихла и обняла меня, словно искала защиты.

Немного погодя я уложила подругу на подушку, дождалась, когда она закроет глаза, и вышла к Тони на кухню.

– Когда и где похороны? – спросила я.

– Похорон не будет, будет просто прощание перед открытием мемориала.

– Как так? – спросила я.

– Нечего хоронить, – ответил он. – Он разбился на недоступном склоне. Мы подлетали туда на вертолётах, но на деревьях только обрывки костюма и плоти… Ничего не осталось…

– Какая жуткая, нелепая смерть! – в ужасе произнесла я.

Тони посмотрел на меня и, не соглашаясь, покачал головой, но ничего не сказал. Может быть, он считал, что такая смерть прекрасна, но не стал спорить.

Я вспомнила слова Таисьи о том, что её постоянно преследует предчувствие, будто что-то должно случиться. «Скажи мне, это просто бабьи страхи?» – пытала она меня, а я не знала ответа на вопрос. И вот ответ, жестокий и безжалостный, заявил о себе сам.

Я посмотрела на Тони и с ужасом подумала, что будет со мной, если однажды придётся пережить подобное.

– Ты никогда не будешь больше прыгать! – заявила я.

Он посмотрел на меня, потом нахмурился.

– Мы поговорим об этом в другое время, – ответил он.

– Ты никогда больше не будешь прыгать! – упрямо повторила я и взяла его за руку.

– Не заставляй меня говорить банальности о том, что не следует ездить на машине, летать на самолёте, ходить по ночному городу… Жизнь продолжается. Сейчас самое главное – вытянуть Тасю. Всё остальное успокоится.

Что это? Равнодушие? Или он старается держаться, чтобы удержать на плаву нас?

Оборвав наш разговор, я ушла в комнату и заснула, сидя на полу, положив голову на диван рядом с Тасиной. Когда я очнулась, солнце было уже высоко в небе, а подруга снова сидела, высохшими от горя глазами глядя куда-то вдаль.

С кухни пришёл Тони и принёс крепко заваренный кофе. Я протянула чашку Тае, но она никак не отреагировала.

Я взяла её за руку, погладила и прошептала:

– Тасичка, милая, поплачь, будет легче, поплачь, родная.

Но она сидела, слегка покачиваясь вперёд и назад, словно пытаясь найти равновесие в этом опустевшем мире.

Я беспомощно посмотрела на Тони, но и он не знал, как вывести её из этого транса.

За окном, как ни странно, несмотря ни на что, небо оставалось синим, облака белыми, солнце ярким, как будто всё, что происходило с нами, не имело никакого значения. Как будто у каждого есть своё небо и своё солнце, и так мало людей, которые находятся под одним солнцем с тобой, для которых, как и для тебя, этот яркий свет вдруг становится неуместным. Эти люди из одной с тобой стаи, одной формации: они летят, держась на одной с тобой высоте. Здесь доверие – вопрос жизни и смерти. В стае нет лишних и нет чужих. Каждый прыжок может быть последним, а потому ты берёшь с собой только самых надёжных.

Свежий ветер ворвался в дом. Дверь распахнулась, на пороге стояла Алиса.

Увидев Тасю, она подпрыгнула и радостно закричала:

– Тасюничка приехала!

Таисья, очнувшись, вскочила с дивана и бросилась ей навстречу.

Племянница, схватив Таю за руки, закружила её в карусели, на ходу подхватила меня, и так мы кружились втроём по комнате, и Алиска кричала во все горло:

– Тасичка! Шурочка! Девочки! Я записалась в парашютную школу! Я буду прыгать!

Расцепив руки, Алиска бросилась снова к Таисье.

Я замерла, боясь даже представить, как та отреагирует на новость. Но она улыбнулась, крепко обняла девочку, прижала её голову к губам и, поцеловав, заплакала.

* * *

Я не помню, как оказалась за городом. Место было совершенно незнакомое. Я шла по тропинке среди редких деревьев, вглядываясь и вслушиваясь, пытаясь понять, где я и зачем. Природа замерла, насторожившись, как и я. На душе было тревожно, и отсутствие объяснения этому внутреннему страху пугало ещё больше.

Сначала я шла медленно, ожидая, что вот сейчас за поворотом появится дом или целая улица домов, но тропинка петляла и вела всё дальше и дальше. Тревога росла, и ноги уже несли меня сами, перепрыгивая через корни деревьев, обходя цепляющиеся за одежду старые разлапистые ёлки. Я бежала, задыхаясь, но понимания, куда и зачем я спешу, так и не появилось. Небо начало темнеть, набежали тучи, и холодный ветер забрался за воротник. Я остановилась и прислушалась. Сердце бухало, заглушая все звуки.

– Мама! Мамочка! – прошептала я, как в детстве, отчаявшись и потеряв надежду на чью-либо помощь.

Лес молчал. Мне захотелось кричать, чтоб разорвать эту