Читать книгу - "Кремль уголовный. 57 кремлевских убийств - Эдуард Владимирович Тополь"

чуть-чуть, сдернет немножко и уйдет, потом вернется и опять чуть-чуть сдернет. Ну, мой папа тоже не дурак – он притворился, что крепко спит, а сам думал так: «Если я сейчас вскочу, вор скажет, что я все выдумал, что никакие сапоги он не дергал. Поэтому надо дать вору сдернуть с меня сапоги, тут же вскочить и схватить его с моими сапогами в руках».

Теперь представьте такую картину: мой папа лежит на верхней полке и притворяется, что крепко спит. А вор в это время потихоньку стаскивает с него сапоги, уже один сапог снял до половины и второй до половины. Ну, думает папа, сейчас он снимет с меня оба сапога, а я ка-ак вскочу и ка-а-ак схвачу его за шиворот!

И в это время…

В это время поезд подошел к какой-то станции, вор взял два огромных папиных чемодана и потащил их к выходу. Папа все ждал, когда вор с него сапоги снимет, а вор тем временем уже спустился из вагона с нашими чемоданами, и только тогда какая-то соседка толкнула папу в бок и сказала, что у нас украли чемоданы. Тут папа вскочил, спрыгнул с полки, а бежать-то не может – сапоги на ногах до половины сняты! Пока он прыгал и натягивал эти сапоги, вор с чемоданами уже перебежал через платформу, нырнул под другой поезд, который стоял рядом, и был таков.

А папа выскочил из вагона и стал бегать по платформам, искать этого вора в ночной темноте, а когда, наконец, увидел вдали какого-то человека с чемоданами и погнался за ним, наш поезд тронулся. Тут мама стала кричать папе, что она из-за его стекляшек не будет высаживаться с поезда, а если ему стекляшки дороже детей, то пусть остается на этой станции один и навсегда.

Ну, папа прыгнул в поезд, и мы поехали дальше, в Сибирь, но всю жизнь, до глубокой старости папа не мог забыть эту сибирскую станцию Заклуга, на которой у него украли два чемодана диапозитивов.

А я представлял, как этот вор радостно тащит в темноте два тяжеленных чемодана и мечтает, как он разбогатеет, когда откроет их! Там будет золотая и серебряная посуда, бриллианты, сапфиры, норковые шубы! Наконец, вор убегает за какие-то склады, сбивает с чемоданов замки, открывает крышку первого чемодана и сует в него жадные руки. Что это? Какие-то стекляшки! Он чиркает спичками, чтобы рассмотреть, что это за стеклышки, и видит, что на них нарисованы картинки из детских сказок: «Золушка», «Маленький Мук», «Конек-Горбунок» и «Дюймовочка». Тут он высыпает эти стеклышки из чемодана на землю, думая, что, может быть, хоть что-нибудь ценное есть на дне чемодана, но там, конечно, ничего нет, кроме каких-то бумажек. Тогда он открывает второй чемодан. Ну, уж в этом чемодане, думает вор, должно что-то быть, не станет же, думает вор, нормальный человек тащить в Сибирь два чемодана стекла! И что же он видит во втором чемодане? Все те же детские стеклышки!

Я думаю, что вор еще долго пытался найти что-нибудь ценное в папиных чемоданах. Наверно, он даже разрезал дно и крышку чемодана, надеясь, что в них спрятаны деньги, золото и бриллианты. А когда он понял, что кроме стеклышек и пары бумажек, в чемоданах ничего нет, – тут, я думаю, вор сел над этими чемоданами и заплакал, ругая моего папу последними словами.

А в ночном поезде, который шел по Сибири, в темном вагоне на второй полке плакал мой папа, ругая вора.

– Лучше бы он снял с меня сапоги! – говорил папа. – Лучше бы он отнял у меня последние деньги! Ведь я собирал эти диапозитивы с самого детства, когда дядя Исаак приехал из Америки и купил мне волшебный фонарь в одесском магазине «Вассерман и Ко».

Но долго моему папе плакать не пришлось. Я не знаю, арестовали когда-нибудь вора, который украл наши чемоданы, или нет, а моего папу арестовали на следующий же день. Военный патруль искал в поездах дезертиров – тех, кто прячется от службы в армии, и они арестовали моего папу, потому что самые важные документы – бронь-освобождение от армии и направление на работу куда-то в Сибирь, папа, конечно, держал в одном из украденных чемоданов. А теперь у него не было этих бумаг, его арестовали. А мы с мамой поехали дальше на восток, уже без папы…»

А на западе продолжалась война от Кавказа и Черного моря до Белого моря и Архангельска. В газете «Правда» было опубликовано стихотворение Константина Симонова:

Жди меня, и я вернусь,

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: «Повезло».

Не понять, не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня…

Это стихотворение стало самым популярным на всех фронтах: миллионы советских солдат переписывали его и отправляли домой своим женам и невестам.

А немцы, взбешенные своим поражением под Москвой и ожесточенным сопротивлением Ленинграда и Сталинграда, стали открыто грабить «освобожденную» Украину («Вы не можете даже представить, сколько в этой стране сала, масла и яиц!» – объявил немцам Герман Геринг).

А по договору о ленд-лизе американские корабли везли в Мурманск и Архангельск продовольствие, транспорт, средства связи, танки и даже самолеты… Как вспоминает маршал Жуков, «американцы нам гнали столько материалов, без которых мы бы не могли формировать свои резервы и не могли бы продолжать войну… Получили 350 тысяч автомашин, да каких машин!… У нас не было взрывчатки, пороха. Не было чем снаряжать винтовочные патроны. Американцы по-настоящему выручили нас с порохом, взрывчаткой. А сколько они нам гнали листовой стали! Разве мы могли бы быстро наладить производство танков, если бы не американская помощь сталью?» В семидесятых годах ему вторил Анастас Микоян, министр снабжения: «Когда к нам стали поступать американская тушенка, комбижир, яичный порошок, мука, другие продукты, какие сразу весомые дополнительные калории получили наши солдаты! И не только солдаты: кое-что перепадало и тылу. Или возьмем поставки автомобилей. Ведь мы получили около 400 тысяч первоклассных по тому времени машин типа “студебеккеры”, “форд”, легковые “виллисы” и амфибии. Вся наша армия фактически оказалась на колесах, и каких колесах! Без ленд-лиза мы бы наверняка еще год-полтора лишних провоевали». Переводчик Сталина Валентин Бережков дополняет еще откровеннее: «Теперь легко говорить, что ленд-лиз ничего не значил. Он перестал иметь большое значение много позднее. Но осенью 1941 года мы все потеряли, и если бы не ленд-лиз, не оружие, продовольствие, теплые вещи для