Читать книгу - "Книжный магазин в Мейфэре - Элиза Найт"

свернулась на полу, корчась от боли. Поскольку месячные у меня не были регулярными, я не заметила задержки. Ребенок… От Андре… А я даже не знала.

Я поднялась, боясь увидеть то, что могло вытечь из меня, но неожиданно для себя оказалась сухой.

Может, это не то? Просто приступ аппендицита?

В любом случае мне требовалось ехать в Лондон, в больницу. Я принялась быстро собирать вещи, беспорядочно запихивая их в чемодан. В разгар сборов Андре постучал в дверь и вошел.

Он сразу же заметил мой чемодан, и красивый лоб прорезали морщины.

– Нэнси, что случилось?

– Не о чем беспокоиться, дорогой. Приступ аппендицита. Мне лучше поехать в Лондон.

– Я поеду с тобой.

– В этом нет необходимости, – бодро произнесла я, хотя ноги подкашивались.

– Тебе нехорошо. Позволь мне помочь.

– Ну, тогда собери свои вещи, – беззаботным тоном посоветовала я, направляясь к дверям с чемоданом в руке. – Потому что я еду прямо сейчас.

Когда автомобиль Дэшвудов подали, Андре уже встречал меня во дворе, объяснив нашим хозяевам, что мне необходимо срочно повидаться с доктором. Он обращался со мной, словно с чашкой из тонкого фарфора, стоявшей на краю стола. Несмотря на ужасное самочувствие, это показалось мне чудесным.

Вскоре мы уже входили в больницу «Юниверсити-Колледж» [83]. Я рухнула на руки Андре как раз в тот момент, когда подкатили кресло на колесах, чтобы отвезти меня в смотровую.

– Вы ее муж? – спросили Андре, который следовал за мной. Он покачал головой, глядя на меня, и в его глазах читалась боль. – Подождите снаружи, сэр. Мы с вами свяжемся.

Я улыбнулась, пытаясь успокоить его, хотя чувствовала себя хуже, чем когда-либо прежде.

Доктор в очках быстро осмотрел меня и вынес сокрушительный вердикт:

– Боюсь, что у вас не аппендицит, миссис Родд, а внематочная беременность. Эмбрион попал в фаллопиеву трубу.

– Вы можете… спасти ребенка? – спросила я, еле ворочая языком после укола морфия и не совсем понимая, что происходит.

– Боюсь, это невозможно, миссис Родд. Требуется срочная операция.

Я взглянула на медсестру, которая стояла у моей кровати: темные круги под глазами от недосыпа выделялись на ее светло-коричневой коже. Я хотела бы, чтобы Андре тоже был здесь. Она взяла мою холодную руку в свои теплые ладони, желая утешить.

– Я смогу иметь детей? – мои глаза щипало от слез. – Пожалуйста, ну пожалуйста, дайте мне шанс попытаться снова.

Доктор тяжело вздохнул, его усы встопорщились.

– Мы попытаемся, но, скорее всего, придется удалить матку.

Я упала на подушку, прикрывая живот рукой. Какой жестокий конец пришел моим не слишком многообещающим мечтам стать матерью!

Я проснулась, одурманенная, ощущая сильную боль. И узнала, что доктор пытался спасти мою матку, но безуспешно. Медсестра Нора утешала меня и шепотом предупредила, что в течение следующих нескольких дней моей жизни будет угрожать опасность. Мне повезло, что я приехала вовремя. Еще немного – и внематочная беременность убила бы меня.

Возможно, это было бы и неплохо…

Мне с трудом удавалось держать себя в руках. Когда Нора вышла из палаты, чтобы поискать Андре, я зарыдала в подушку.

О жестокий мир, как же ты мог так издеваться надо мной? Манить возможностью материнства только для того, чтобы снова и снова лишать ее – до тех пор, пока шанса совсем не осталось. Окончательность этого приговора столь несправедлива!

Беспощадные слова Дианы, произнесенные ею тогда, после родов, преследовали меня, как и то зло, что я причинила ей, разлучив с детьми. Я написала Диане, поведав о своем несчастье и о том, что больше не смогу иметь детей… Если бы она узнала о моем предательстве, то поняла бы, что я наказана в десять раз страшнее.

В палату вошел Андре – измученный, в той же одежде, в какой сопровождал меня в больницу. Он наклонился, чтобы поцеловать меня, и его теплые губы несколько мгновений не отрывались от моих.

– Слава богу, Нэнси. Я так… так волновался. Что случилось?

Я сглотнула слезы и с трудом протолкнула слова через горло:

– Я потеряла ребенка. Нашего ребенка.

Андре побледнел, слезы выступили на его глазах. Он опустился на кровать рядом со мной, поднес мою руку к губам и прошептал:

– Мне так жаль, ma chérie.

Он обхватил меня руками, прижал мою голову к своему подбородку, и я разрыдалась в его объятиях, выплакивая все слезы, которые еще оставались. То прекрасное и беззаботное, что возникло между нами, чуть не закончилось моей смертью. И разрушило мою мечту о материнстве.

Этот секрет останется только между нами. Больше я ни с кем не смогу поделиться. Не рассказывать же Проду и его семье! Они знали, что я в больнице, однако даже не подумали навестить меня – я могла бы разозлиться, однако восприняла это с безразличием. Я презирала мать Питера, а она – меня. Если она наносила мне визит, то приносила вазу без цветов. А ее последним рождественским подарком стала баночка, в которой надлежит хранить соль для ванны, – но без соли. Нет уж, спасибо, в ее обществе я не нуждалась.

А вот Ма, которая пришла на следующий день, очень подбодрила меня. Разумеется, я ей сказала, что у меня был аппендицит. А что еще я могла сказать? Она принесла книгу, которую я просила, – «Замогильные записки» виконта Франсуа Рене де Шатобриана [84]. Его мемуары, опубликованные посмертно. Живой и завораживающий рассказ о жизни и приключениях человека, который пережил Великую французскую революцию и много путешествовал по миру. Шатобриан оказал влияние на лорда Байрона и Виктора Гюго. О, как я хотела бы быть Шатобрианом, чтобы спустя долгие годы после моей смерти мои произведения читали и восхищались ими!

– Как ты, дорогая? – Ма выглядела искренне обеспокоенной, когда увидела меня в больничной рубашке, с массивной повязкой на животе.

– Физическая боль не так уж сильна. Но, естественно, мысль о том, что мой живот изуродован огромным шрамом… – я покачала головой, стараясь сдержать эмоции.

Я чувствовала пустоту внутри.

Ма фыркнула, словно я была маленькой глупышкой и расстроилась из-за ерунды:

– О, Нэн, дорогая, кто же его увидит?

Я уставилась на маму, не мигая, осознав в этот момент, что, наверное, она никогда не занималась любовью с папой полностью обнаженной. Или, возможно, она полагает, что я никогда больше не буду заниматься любовью?

Но я не заплакала, а засмеялась, оценив иронию ситуации. Я стала одной из тех женщин, которые помешаны на сексе. Да не просто на сексе, нет, – о, какой скандал! На сексе с французом, который в буквальном смысле сбил меня с ног.

– Ты совершенно