Читать книгу - "Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев"

– Спасибо, княже! – Лицо Яволода просияло. Следом за ним заулыбалась и не скрывающая уже более своего удовольствия юная Порфинья.

…Жизнь вокруг менялась с какой-то бешеной быстротой. Былой размеренный ритм уступил место неистово крутящемуся коловороту. От быстроты этой кружилась голова, делалось порой страшно, мучили душу сомнения. И засасывало Ярослава словно бы в дико вращающуюся воронку, в омут глубокий, откуда никак не мог он выбраться.

Метели зимние внезапно стихли, прекратились, тучи серые унеслись за окоём, растворились в безбрежном небесном океане, засветило над Галичем ласковое вешнее солнышко. Таял снег, журчали первые ручьи, Днестр яростно заклокотал, забурлил, с ненавистью сорвав с себя тяжёлый ледяной панцирь.

В один из таких тёплых дней въехали в Северные ворота расписные возки. Гамом весёлым наполнилась площадь перед Успенским собором.

Ярослав, в тёмно-красном кафтане лунского сукна с золотой прошвой, перехваченном златым поясом, в сафьяновых сапогах, в горлатной шапке с парчовым верхом стоял впереди толпы бояр, также нарядившихся богато, в лучшие одежды. Он видел, как со ступенек возка медленно спускается, подобрав подол долгого вышитого крестами малинового плаща, под которым ярко алело шёлковое платье, юная девица. На ногах у неё красовались сапожки такого же алого цвета, на каблучках, чёрные волосы были перехвачены золочёным обручем. Всё в этой девушке: и надменно вздёрнутая голова, и носик славянский, тонкий и прямой, и поджатые губки, и походка важная и размеренная – отливало породистостью, смотрелась молоденькая Ярославна, словно царица заморская.

После было венчание, были обручальные кольца на перстах, были крики «Горько!». Будто в тумане, плыло всё перед глазами Ярослава, мелькали лица ближних бояр, посадских, иконные лики, чары, кресты, он видел перед собой строгие черты седовласого благообразного епископа Стефана в лиловой рясе, с панагией на груди, рыжую кудлатую голову Семьюнки, синие очи Оксаны рядом с ним, Яволода с Порфиньей, Ярополка, братьев Радимиричей, Филиппа Молибогича.

А вот и князь Святополк идёт к нему навстречу с чарой, широко разводит руки, заключает в крепкие объятия, стискивает, хлопает по плечу. Рад владетель Турова, устроил выгодно свойственницу свою.

Сама Анастасия на пиру сидела молчаливая, смотрела своими глазами цвета миндаля поверх голов бояр, и кажется, кроме Ярослава, никого не замечала вовсе.

Ночью Ярослав, обнимая юную луцкую княжну, целуя её в упругую смуглую грудь, лаская иссиня-чёрный каскад распущенных волос, совершая с ней то, что должен был совершить с женой, всё никак не мог отделаться от ощущения, что рядом с ним по-прежнему Фотинья, и сейчас, вот-вот притиснет она его к себе, станет возбуждать, как умеет только она одна, а после будет повторяться это до самого утра, снова и снова. Но, увы, юная Анастасия Ярославна не была столь искушена в делах любви, она смущённо отталкивала его руки, а когда наконец сотворил он своё нехитрое грешное дело, тотчас отвернулась от него к стене и заснула.

Наутро молодая княгиня пожелала совершить прогулку по заборолу крепостной стены. В сравнении с родным Луцком или соседним Дорогобужем Галич был огромен, он поражал девушку множеством хат, мазанок, теремов, обрамлённых тынами и плетнями, белокаменных церквей, исполинским собором Успения, стенами монастырей, необычным многолюдством.

Не выдержала юная Анастасия Ярославна. Как только остались они с Осмомыслом вдвоём в маленькой стрельнице, по-детски радостно захлопала она в ладоши, запрыгала козочкой, стуча каблучками сапог по дощатому настилу, засмеялась весело, тряхнула волосами.

– Сколь прекрасно! Я княгиня! Здесь, в городе этом великом! – вскричала она восторженно.

Ярослав, взирая на необузданную радость молодой жены, устало усмехнулся. Для него вся эта красота была привычна.

…Спустя пару седьмиц юная княгиня застенчиво призналась Осмомыслу:

– Робёнка сожидаю. В первую нощь, верно, зачали мы с тобою.

Довольный Ярослав молча расцеловал её. Он понимал, что вступает в новую пору своей жизни.

Власть свою на Галичине Осмомысл собирался укреплять. Возобновил он прежние поездки свои по городам и сёлам. И почти всегда и всюду сопровождала его новая княгиня.

Поздней весной, когда схлынули бурные талые воды и Днестр успокоился и улёгся в своё каменное ложе, торговые люди на быстроходных ладьях направились в Царьград. Среди прочих на одной из ладей плыл вместе с братом Миной боярин Семьюнко Изденьевич. Вёз он с собой княжескую грамоту базилевсу Мануилу. Старался упрочить Ярослав прежние дружественные связи с империей ромеев.

В другую сторону, в Чехию, ускакал комонный боярин Щепан. И у него в перемётной суме покоилась княжья грамота.

Третьим гонцом стал Яволод Кормилитич. Едва сыграл он шумную весёлую свадьбу с юной Порфиньей, как снова ждала его дорога. В стольном Киеве предстояла Яволоду встреча с князем Романом Ростиславичем. Предлагал Осмомысл Роману союз против брата своей первой жены, Михаила Юрьевича.

Спешили послы, нескончаемо скакали в Галицкий Детинец вершники со свежими вестями.

Кипела, бурлила на Червонной Руси мирная жизнь.

Глава 60

На мост через голубеющий Днестр медленно въехал скрипучий возок. Впереди него вёл под уздцы вороного аргамака высокий человек в простом вотоле валяного сукна. Голову его покрывала войлочная шапка, под вотолом виднелся верх расшитой багряными нитями белой рубахи. Устало ступал незнакомец по дощатому настилу ногами в истоптанных поршнях, поднимал вверх обветренное ветрами, иссечённое свирепыми метелями, морозами и ливнями загрубелое тёмное лицо. Руки, сильные и крепкие, с костистыми долгими пальцами, уверенно держали повод.

Запряжёнными в возок лошадьми правил подросток лет пятнадцати. Над губами его пробивался первый пушок, в больших голубых глазах читалось любопытство. Худой стан отрока облегал такой же, как у шедшего впереди, вотол, такая же шапка крестьянская была на голове. Вообще, чертами лица подросток весьма походил на своего спутника, только был намного светлей и моложе.

Боярин-мытник[204] вместе с несколькими оружными слугами метнулся навстречу въезжающим, вдруг неожиданно остановился, попятился, глядя на переднего мужа, вопросил несмело:

– Нешто ты, Избигнев?! Откуда ж в таком виде?! Давно о тебе не слыхать ничтоже[205] было!

– Вижу, признал. – Вымученная улыбка проскользнула по устам приезжего. – Не забыли, стало быть, обо мне в Галиче. Это добре. Ты, Микола, пусти уж меня. Товара с собой никоего не везу, да и заплатить тебе, по правде говоря, нечем. Поиздержался, помыкался изрядно.

– Оно, конечно, конечно, – затряс головой Микола.

С ближним князевым боярином он решил не связываться.

– Пропустить! – велел коротко оборуженным копьями стражам. – Боярин набольший есть!

Проскрипел возок по мосту, по извилистой дороге въехал в ворота обнесённого тыном посада, остановился возле хором боярина Семьюнки.

– Стефан! – окликнул Избигнев подростка. – Матери скажи: приехали.

Из двери возка высунулась женщина в пуховом платке. Седые волосы густо спадали