Читать книгу - "Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев"

волость на Галичине, угрожал войной. Галицкий князь на угрозы соседа ответил немедля. Сначала прибыл в Луцк послом боярин Филипп Молибогич. Бороду он после недавних ноябрьских событий в Галиче так и не отрастил, брил её и был, как всегда, лукаво-улыбчив. Что ж. Филипп свой выбор сделал – и не прогадал. Получил наконец столь долго ожидаемое место тысяцкого, сменив отправленного посадником в Санок кривого Евстафия, женился на дочери одного богатого польского вельможи, получив за женой немало серебра, прикупил к своим владениям плодородные рольи близ самого Галича. Вот и ходил Филипп довольный, исполнял ретиво княжеские приказы.

Осмомысл требовал от луцкого князя выдачи сына и жены. И когда Ярослав Изяславич решительно отверг его грозное повеление, двинул на Восточную Волынь нанятых за триста гривен ляхов.

Ярослав Луцкий заметался, он слал гонца за гонцом во Владимир к племяннику, в Краков, в Киев, в Туров, просил о помощи, обещал хорошо заплатить. Ответом было глухое молчание. Затаились Роман Мстиславич с братьями во Владимире, другой Роман, сын Ростислава, в Киеве, Иван и Святополк Юрьевичи в Турове. Никто не хотел воевать с сильным владетелем Галича. А меж тем ляхи жгли пограничные луцкие городки. Пал Корецк, разору подвергся Кременец. Слабая луцкая рать была наголову разбита и откатилась к стольному городу.

Мела февральская позёмка, ветер свистел в ушах. Крепкая была в тот год зима, никак не желала она уступать свои права, холод лютый царил на Волыни и Галичине.

Воевать лучане, как и их соседи, не хотели. Но и выдать Ольгу с Владимиром князь Ярослав не мог. Слишком уж бесчестным выглядел бы такой поступок в глазах и своих бояр, и родичей ближних и дальних.

…Едва оправилась Ольга от болезней своих, как явился к ней в окружении бояр и старших сыновей луцкий владетель. Виновато низил глаза, говорил тихим, печальным голосом:

– Извини, сестра. Что мог, старался для тя делать. Да слаб я. В одиночку не превозмочь мне супруга твоего. Требует он выдачи тебя и княжича Владимира. Выдавать вас не буду, но и в Луцке у себя оставить не могу. Мой совет: отъезжайте с миром. Путь держите в Торческ. Тамо брат твой, Михаил Дюргевич. Грамоту я ему отпишу, принял бы вас.

Холодно выслушала Ольга Изяславича. Поняла она окончательно, что путь на Галичину ей заказан.

Глава 56

Опустел галицкий Ольгин терем. По вечерам лишь в светёлке, занимаемой Болеславой, теплился огонёк, да внизу, на сенях, кое-где мерцали лучины – там жила её немногочисленная челядь.

Огромные хоромы пугали чернотой окон, мраком, словно тени зловещие ползли по переходам, призраки скользили бесшумно по крутым ступеням лестниц, это они, а не ветер вызывали лёгкое поскрипывание дверей и свист в щелях.

Не любил, не жаловал Ярослав этот терем. Там, в недрах его, таились враждебные дьявольские силы, те самые, по наущению которых врывались к нему в дом боярские слуги, а злобная толпа неистово бурлила и кричала в исступлении:

– На костёр ведьму!

Крик этот до сих пор звенит в ушах. Но жизнь продолжалась, и надо было думать не о прежних горьких событиях, а о будущем.

Фотинья ходила непраздная, хоть и не видна покуда была её беременность. Днями она любила гулять и играть во дворе с маленьким Олегом. Вместе они лепили снежных баб, забрасывали друг дружку снегом, весело смеялись.

С досадой некоторой наблюдал Ярослав за молодой своей полюбовницей. Дорогих подарков его не принимала Фотинья, отвергала всё сходу, говорила:

– Вот замуж выйду, тогда от мужа и приму. Не ради ж платьев и шуб сих ночи с тобою провожу. Утешить тебя я прихожу. И платы никоей не нать мне за то.

Отступал со вздохом Осмомысл, разводил бессильно руками. А она так и ходила в засаленном кожушке, в поршнях[198] грубых без каблуков, в сером стареньком платке, в вязаных, истёртых местами до дыр, рукавичках. Словно и не у князя в дому жила, а где-то на поварне, среди челяди. Холопки, и те одевались лучше.

На мрачные сетования Осмомысла отвечала Фотинья лишь смехом. Мотала головой, говорила упрямо:

– Я замуж пойду. За житьего какого. Ты тож вдругорядь оженишься.

– Не говори так. Ребёнка ведь моего под сердцем носишь, – напоминал ей Осмомысл. – Я тебя не оставлю теперь. В тяжкий час одна ты рядом оказалась. Разве это забудешь?

По нраву было князю, что маленький Олег сильно привязался к Фотинье, всюду бывали они теперь вместе, даже на торг один раз ходили, и вела малыша Фотинья за руку с неизменной своей доброй улыбкой.

За спиной шептались:

– Князева полюбовница новая! Вишь, и княжич с ею! Экая красовитая!

Ярослав с нетерпением ожидал вестей от Яволода. Но, видно, не торопился выносить решение митрополит, боялся, что вступятся за Ольгу князья-братья.

Ночи по-прежнему были наполнены страстями. Однажды Ярослав после очередного совокупления неожиданно спросил:

– Пойдёшь за меня замуж?

– Дак ты разведись сперва, – хихикнула в ответ Фотинья.

– А если разведусь?

– Ну, я подумаю тогда.

Она со смехом навалилась на него, стала щекотать его пальчиком с острым ноготком, закручивать в колечки густые волосы на груди.

– Хочу знать о тебе всё, – заявила вдруг. – Всё-всё. Вот, к примеру, про этот шрам на деснице.

– Под Ушицей бился, с Изяславом Давидовичем. Половец один саблей рубанул. Едва без руки не остался.

– Давно то было?

– Двадцать восемь лет минуло. Я молод совсем был. И не женат. Проще жизнь казалась. Вот и рвался в сечу, в самую рубку жаркую.

– А тебе страшно было?

– Да, было. Худой из меня ратник.

– А вон тот рубец, под глазом? – не унималась девушка. – Сизый такой? Верно, беспокоит.

– То другая сабля скользом прошла. Тогда же, под Ушицей. Да я более и не бился никогда. Нет, вру. Ещё против половцев, на Башкорда с Турундаем ходили тогда. Со Владимиром Андреевичем покойным да с князем Луцким. Побили их крепко. Более не суются на Русь Червонную.

– Турундая я видала. Приезжал, скот пригонял. Такой грязный, вонючий! – Фотинья поморщилась. – И голос у его хриплый, гадкий!

– Он такой. Слава Господу, наложил тогда в порты, под Мунарёвом, теперь не врагом – другом к нам хаживает. – Ярослав усмехнулся.

– Я ещё много знать хочу – о твоём деде, прадеде. И о матери твоей такожде.

– Много знать будешь – состаришься скоро! – Любуясь красотой молодицы, князь ласково погладил её по щеке, провёл перстом по носику-шарику.

– Нет, вправду, расскажи! – капризно надув губку, потребовала Фотинья.

– Ну, дед мой Володарь в Перемышле долгое время княжил. Вместе