Читать книгу - ""Танковая дубина" Сталина - Андрей Мелехов"

Может, немцы не реквизировали автомашины из «народного хозяйства»?.. Отнюдь! Возьмем для примера книгу Бруно Винцера — бывшего гитлеровского офицера, служившего после войны в Бундесвере и убежавшего в ГДР. Вот что происходило после начала войны с Польшей. Юному офицеру Винцелю приказано явиться на военно-призывной пункт. Там ему показывают «красную папку с желтой полосой» — план мобилизационного развертывания трех транспортных рот. «Место формирования — ресторан «Шутценхауз» в Кольберге». Это, между прочим, не шутка! «И вот, — пишет Винцер, — со всех сторон прикатили мужчины, в большинстве ветераны Первой мировой войны. Они прикатили в буквальном смысле слова: каждый второй прибыл на грузовике — своем или своей фирмы, но средства транспорта были тайно заранее освидетельствованы и зарегистрированы. Мне нужно было только в плане мобилизационного развертывания отметить галкой фамилию прибывшего резервиста, а экспертная комиссия определяла состояние машины, которую покупали или арендовали. Солдаты получили пистолеты или карабины, обмундирование и приступили к строевым занятиям. Три транспортные роты были подготовлены… На четвертый день машины двинулись к польской границе» («Солдат трех армий», с. 144). Ситуация не изменилась и к началу операции «Барбаросса». Об этом, в частности, свидетельствуют дневники Ф. Гальдера. Так, 28 января 1941 года он отмечал: «Обеспечение автомашинами: Положение очень серьезное. Будут использованы все возможности гражданского сектора» (том 1, с. 334). Даже после мобилизации автотранспорта из «народного хозяйства» и реквизиции французских и чешских грузовиков обеспечение колесными автомашинами оставалось больным местом. 25 апреля 1941 года Гальдер делает следующую запись: «Подготовка к операции «Барбаросса» проходит планомерно. Проблема оснащения войск автомашинами еще не решена» (том 2, с. 484).

В общем, если М. Барятинский «особо говорит» о моторизации Вермахта, то я — опять же «особо» — подчеркнул бы, что и уровень моторизации Красной Армии, располагавшей вполне сравнимым количеством автотранспорта, тракторов и тягачей, находился вполне «на уровне». В конце июня 1941 года в Красной Армии имелось свыше 511 тыс. автомобилей и 76,5 тыс. тягачей. В мае 1945 года соответствующие показатели составляли 664,5 тыс. (М. Барятинский «Танки ленд-лиза») и около 38 тыс. (см. Приложение № 4). Иными словами, автомашин в армии-победительнице было на треть больше, а вот тракторов — в два раза меньше, чем за четыре года до этого.

Может, советские грузовики и тягачи были не те?.. Не буду спорить: старый «Форд» советской сборки в начале войны наверняка уступал новенькому «Опелю». Но ведь Вермахт передвигался не только на новых «опелях», но и на старых. А также на подержанных французских грузовиках, надежность которых удостоилась особых упоминаний как в дневнике начальника немецкого Генштаба Ф. Гальдера, так и в мемуарах Г. Гудериана (см. «Воспоминания солдата», с. 188). А вот «ЗИС-5» и «ГАЗ-АА», наоборот, оказались на удивление живучими автомобилями. В этой связи М. Солонин приводит довольно интересную статистику. Скажем, из отчета командира 10-й советской танковой дивизии следует, что до Днепра добрались 613 машин из имевшихся на начало войны 864 исправных грузовиков и автоцистерн. Получается, что в условиях страшной жары и жутких пробок, отсутствия бензина и запчастей, после боев с немцами и налетов Люфтваффе, 500-км путь до Пирятина проделал 71 % из имевшихся в наличии на начало войны автомашин (все — советского производства). Причем из-за технических неисправностей не доехали лишь 77 машин — менее 9 %. М. Солонин вполне справедливо отмечает, что «это просто великолепный показатель технической надежности». А вот информация о 2-м мехкорпусе: на 1 августа 1941 года в нем числилось 3294 автомобиля — 87 % от первоначальной численности. Потеряны — 13 %.

Разумеется, нельзя забывать о том, что, в отличие от танков, автомашины являлись даже не средством передвижения, а средством спасения, а потому их берегли и чинили как могли. Но нельзя игнорировать и другой факт: вся эта техника вполне успешно пережила самое тяжелое отступление в современной военной истории. Качество советских тракторов, судя по комментариям Й. Фоллерта, вполне устраивало и Красную Армию, и Вермахт. Особенно это касалось таких массовых моделей, как С-60/65 и СТЗ-З/5: ломались они сравнительно редко и были способны на 24-часовые безостановочные марши.

Говоря о степени моторизации бронетанковых войск, не могу не отметить и то, как М. Барятинский описывает германскую мотопехоту: «И ведь это была не обычная пехота! — восторженно восклицает он. — Дело не в том, что она была моторизована — в конце концов, для этого простую пехоту достаточно посадить на автомобили. Это была пехота, обученная воевать вместе с танками, понимавшая их маневр, знавшая их возможности и не боявшаяся танков» («Великая танковая война», с. 167). Пафос-то какой: плакать хочется, читая об этих «чудо-гренадерах»… Что ж, возможно, так оно и было. Но, скажем, бывший германский генштабист Эйке Миддельдорф имел прямо противоположное мнение: «Большая часть этих подразделений и частей только носила название мотопехоты, а в действительности являлась не чем иным, как обычной пехотой, посаженной на автомобили» («Русская кампания: тактика и вооружение», с. 84). Упс… Естественно, что германская колесная техника (как, впрочем, и современные армейские грузовики) обладала достаточно ограниченными возможностями при передвижении по пересеченной местности, и 650 полугусеничных бронетранспортеров «Ханомаг», имевшихся в составе всей армии вторжения, никак не могли решить эту проблему. Как видно из упомянутой выше дневниковой записи Гальдера, немецкие грузовики и по дорогам-то за танками не всегда успевали. Мотопехоту — как и в Красной Армии — частенько приходилось сажать «на броню» и даже, как упоминалось выше» на телеги.

Уже зная о некоторых «забытых» советскими историками подробностях — вроде того, что уже накануне войны у Красной Армии имелось 25 000 танков, 45 000 тягачей/тракторов, 272 000 автомобилей и 5242 бронеавтомобиля, — предлагаю вновь обратиться к мемуарам П.А. Ротмистрова. Вот какой, если верить знаменитому танкисту, состоялся у него разговор с И.В. Сталиным в ноябре 1942 года, то есть перед началом контрнаступления под Сталинградом. «Скажите мне, товарищ Ротмистров, — якобы обращается к генералу Верховный, — честно и откровенно, как коммунист коммунисту, почему у нас столько неудач? Почему мы отступаем?» («Стальная гвардия», с. 131).

Что можно было ответить «честно и откровенно» в подобной ситуации?.. Честный военный мог бы напомнить вождю мирового пролетариата о том, что это его политический авантюризм и жажда мирового господства послужили детонатором для разжигания Второй мировой войны. Что именно его неприкрытые наглость, жадность и агрессивность спровоцировали Гитлера. Что благодаря его мудрым указаниям даже после обнаружения начала германского развертывания в марте — апреле 1941 года Красная Армия готовилась не к обороне своей страны, а к захвату чужих территорий. Что не кто иной, как сам Сталин инициировал чистки в Вооруженных силах, которые сначала «вымели» тысячи бывших царских офицеров, а позже — десятки тысяч самых грамотных, опытных и храбрых командиров рабоче-крестьянского происхождения. Что и после начала немецкого вторжения его постоянное вмешательство в дела военных — вроде нежелания вовремя оставить Киев (что вызвало окружение и гибель Юго-Западного фронта) — раз за разом приводило к новым катастрофам и поражениям.