Читать книгу - "Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев"

– Опять, верно, у княгиньки нощь провёл? Эх, молодо-зелено! Может, оженить тя? Пора ить! У Радимиричей вон сестрица – кровь с молоком девка! Чем не невеста тебе? У Щепана тож дочка на выданьи.

– Да о том рази молвь сейчас?! – в отчаянии всплеснул руками Глеб. – Отче, отче! Надобно будет, и оженюсь! Чёрт с ею, со княгинькой! Думашь, почто я к ей ходил? Надежду имею, она когда подмогнёт, обережёт от гнева Ярославкиного. Да токмо Ярославка не таков. Не гневает, но лукавит. Он и Вышате, когда тот его вином облил, ни слова не отмолвил. А думашь, позабыл? Как бы не так! И боюсь я, что меня первого, за Настаску в отместку! Иными словами: беда над нами нависла! Бежать нам надобно! Отъедем давай в волости наши за Горбами, в уграх. Тамо пересидим, переждём годину лихую.

Зеремей глянул на подпрыгивающие уста сына, на его бледное чело, на боязливо бегающие глаза.

Отмолвил веско:

– Ты, Глеб, езжай! Волости наши, в самом деле, проведать надобно. За тиунами пригляди тамо. Ну а еже чего… Я за тобою следом туда наведаюсь.

На том отец с сыном и уговорились. В тот же день пополудни помчался Глеб во главе небольшого отряда оружных слуг по дороге в Угорскую землю.

Глава 51

Когда заканчивал князь Ярослав обычные свои каждодневные дела, отпускал тиунов, докладывающих о собранной в княжеских сёлах дани, выносил решения по судебным тяжбам, назначая виры[193], овладевала им скорбь и тоска. Ходил он по опустевшим палатам, вспоминая, как вот здесь сиживал он долгими вечерами с любимой Настасьей, как слушала она, подперев кулачком щёчку, его рассказы о далёких землях, о седой старорусской старине, о морях и реках. Теперь её не стало, и будто что-то оборвалось, исчезло, ушло в душе Ярослава. Что-то светлое, яркое, такое, какое бывает лишь один раз в жизни! Название ему было – любовь!

Много могло быть у него, князя, женщин – вон и холопки красовитые заглядываются, и боярыня иная не прочь провести ночь с владетелем Галича. Быстро разочаровавшись в жене, он отвергал и их, он ждал любви настоящей, ждал долго и терпеливо. Когда же пришла она, явилась к нему в обличье юной дочери Чагра, бросился он ей навстречу, вмиг забыв прочие дела свои и заботы.

Теперь, когда Настасья погибла, царило в душе опустошение. На время он приходил в себя, отдавал приказы, размышлял, как обуздать боярскую вольницу, находил неожиданные и удачные решения, проводил час-другой с маленьким Олегом, но, как только оставался снова один, впадал в состояние отрешённости и безысходности, часто сменяемое горьким, до кома в горле, отчаянием. Он проливал обильно слёзы, простаивал часы на коленях перед образом Богородицы, каялся, понимая, что виноват в том, что не осадил вовремя алчность Чагра и его сыновей, позволил им слишком много, но это не спасало, не давало схлынуть, отодвинуть в сторону постигшее его горе. Утрата любимой стала теперь в жизни Ярослава главным, и чем дальше уходил, удалялся от него тот страшный час, тем сильнее становилась его скорбь.

Ночами он подолгу лежал с открытыми глазами, вглядывался в темноту, словно искал там спасения от навалившегося на плечи горя, но видел лишь слабое мерцание огня в печи да свет лампады, выхватывающей из мрака лик Богородицы-Оранты на ставнике.

Ложницу, где проводили ночи они с Настасьей, он велел запереть и поселился в покоях, занимаемых некогда старым Васильком Ярополчичем. Старик, казавшийся вечным, тихо и незаметно ушёл из жизни два лета назад. Теперь в покое по приказу князя поставили новую кровать, поставец с иконами, принесли лари с книгами и одеждой. По-прежнему топилась старинная русская печь, мягкий ворсистый ковёр персидской работы покрывал дощатый пол, а в маленькие косящатые оконца по утрам заглядывал задорный солнечный луч.

Покоя в душе не было. И всё-таки ощутил Осмомысл некую маленькую, почти животную радость, когда приехал к нему на двор человек в гуцульском плаще-коце и передал сведения от Петруни.

Ляхи шли к нему в Галич. Вели их два опытных воеводы – Гневош и Гжегош. Шли по ночам, днями хоронясь по балкам и буеракам. К Галичу намерены такожде подойти ночью. Стража должна услыхать условный знак – уханье совы.

Ярослав слабо улыбнулся. Петруня, выходит, молодец, дело справил добро. Недолго осталось вам, Зеремеи да Вышаты, навязывать ему свою волю.

Беспокоили дела церковные. Не выходил из головы серебряный крест в руках Козьмы, который он целовал в соборе. От клятвы сей так просто не отделаешься. Вспоминал смерть отца – и становилось жутковато. Но жить с Ольгой после всего случившегося было теперь невозможно. Кажется, и она сама это понимала, не лезла к нему, довольствовалась тем, что воротилась в свои хоромы и величалась галицкой княгиней. Умная, хитрая, властная баба, но с ней ему, Ярославу, более было не по пути.

Когда убили Коснятина, явилась к нему, возбуждённая, ошарашенная недобрым известием, пыталась требовать объяснений, что происходит в Галиче и почему по ночам убивают набольших людей. Тогда он ответил грубо, осадив её:

– Неча тем людям набольшим по ночам шататься да ковы измышлять!

– Страшный ты человек! – вырвалось у Ольги.

На это он ответил ей спокойно и твёрдо:

– Не я страшен. Страшны те, которые втянули тебя с Владимиром в лихое дело, кои Галичем вознамерились за меня править. Неужели ты не поняла, что не о тебе заботился Коснятин, когда уговаривал бежать к ляхам?! О себе он помышлял! Хотел надо мною, надо всей Русью Червонною восстать! Владимира по недогляду твоему и моему спаивал, превратил в ничтожество! Верно, и Глебку он тебе подсунул, чтоб меня с тобою окончательно разлучить. Вот вроде неглупая ты жёнка, а не раскусила тонкой игры его!

– Выходит, ты раскусил, что ли? – Ольга усмехнулась. – И повелел боярина убить?

– Довольно о нём. Получил своё! – сдвинул брови Осмомысл. – Уходи!

Ольга обиженно громко засопела, напомнила о клятве, о своём брате Михалке, княжившем в Торческе, о брате Андрее, о том, что не стоило бы ему с ней ссориться.

На это Ярослав ответил коротко и спокойно:

– Слишком много между нами крови пролито. А братья твои здесь ни при чём. Не приплетай их.

Раздражённая Ольга ушла, напоследок сказав, что он ей не люб. С шумом захлопнула за собой княгиня дверь. Холопка помогла ей облачиться в роскошную шубу собольего меха. Поспешила Ольга в свои хоромы, к сыну и боярам ближним. Она не заметила притаившегося в тёмном