Читать книгу - "Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев"

он галицкую рать, так, как бил своих врагов два десятка лет тому назад покойный князь Изяслав Мстиславич! И князь Ярополк пойдёт в поход. Пусть учится хлопец ратному делу, пусть постигает дедову науку побеждать!

Ворота княжьего двора неожиданно резко захлопнулись за Дорогилом. Стража пропустила к терему только его с Ярополком. Прибывших с ними оружных воинов бесцеремонно оттолкнули и не пустили дальше. Лязгнула сталь, посыпалась ругань. Со всех сторон к воротам бежали ратники в шлемах и кольчугах. Небольшой Дорогилов отряд быстро оттеснили от ворот.

– Что такое?! – гневно рявкнул Дорогил, выхватывая из портупеи длинный двуручный меч. – Кто тут воду мутит?!

На крутом крыльце показалась вся в чёрных траурных одеждах княгиня Агнесса Болеславна.

Всё ещё красива, ещё молода. Сорока лет нет жёнке. Высохли слёзы давешней утраты, гордая и властная, стояла княгиня, высоко несла голову. Ненавистью жгли Дорогила её чёрные, как угольки, глаза.

– Схватить сего! – указала она на боярина. – В горницу доставить! Живей!

Дорогил первым бросился на обступивших его княгининых людей, одного срубил добрым ударом меча, другому ловко отсёк ухо. Но навалились на него сзади сразу четверо, уложили на траву, выбили меч, скрутили крепкими ремнями руки.

– За что ты меня, княгиня? Сыну твому добра я желал! – хрипел багровый от ярости боярин.

Тщетно пытался он освободиться от пут.

Его грубо втолкнули в сени, через освещаемый факелами тёмный переход ввели в залитую светом горницу.

Горели хоросы. На лавках сидело несколько волынских бояр. Княгиня Агнесса, расположившаяся на стольце, надменно вздёрнув голову в чёрном вдовьем повойнике[190], изрекла:

– Поиман еси, боярин Дорогил! Возомнил ты ся князем, за князя властвовать порешил, судить да рядить! Горе моё да малые лета сына мово помогли тебе! Прибрать ко дланям своим, кровью забрызганным, вознамерился ты землю Волынскую! И в Галиче заодно нагадил! Да токмо меня провести тебе, сакмагон, не удалось! Боярин Василий Жирославич! – окликнула она одного из волынских набольших мужей. – Отведи преступника сего в поруб! Приставь к нему стражу крепкую!

– Сделано будет, светлая княгиня! – приложив десницу к груди, отвесил своей госпоже почтительный поклон Василий.

Дорогил, до крови искусавший от досады уста, понял, что и эта схватка им проиграна. Жить дальше вовсе не хотелось.

«Убили б уж сразу, что ли?!» – думал он, когда, связанного, тащили его гридни вниз по лестнице.

Поруб, расположенный в ограде княжеского дворца, обнесённый дощатыми стенами, мрачный, приземистый, был уже совсем рядом, когда Василий Жирославич резким движением вырвал из ножен саблю и страшной силы ударом отсёк Дорогилу голову.

– Уберите его! Закопайте, яко пса! Большего не достоин сей! – приказал он стражам и поспешил назад в хоромы.

Окровавленное оружие боярин тщательно обтёр тряпицей и вложил обратно в обшитые зелёным сафьяном ножны.

Тем часом Агнесса Болеславна, оставшись в горнице наедине с растерянным Ярополком, вовсю костерила своего молодшего отпрыска.

– Что, младень, покняжил добре?! Сотворил дела большие?! Сыскал же себе советника, ничё не скажешь! Да у тя голова соломой, что ль, набита?! Думал ли, чё деешь?! Нашёл, кого слухать! Ну не дурак ли?! – распекала она виновато тупившего взор Ярополка.

Всё же он ворвался в её гневную речь, пробормотал тихо, с дрожью в голосе:

– Со княжичем Владимиром урядился я. Он погорынские городки отдать обещал… И Бужск… Сдружились мы с им.

– Вот тоже! – всплеснула руками Агнесса Болеславна. – Со пьяницей сим связался да с мамашкой еговой полоумной! Да рази ж мочно[191] их слухать? Наплетут всякого, а потом получишь ты вместо городков нож вострый в спину!

Василий Жирославич осторожно сунулся в дверь.

– Ну?! – требовательно вопросила его княгиня.

Боярин молча кивнул головой. Княгиня знаком велела ему уйти. Снова повернулась она к сыну.

– Галицкого князя надо нам держаться, но не ворогов еговых привечать… Осмомыслом не зря ить его кличут! Отец твой покойный его ценил, дружбою с им дорожил вельми! И он за отца твово такожде всегда стоял! Помог отцу и в Киеве на стол сесть, и опосля в беде не бросил, когда все иные носы отворотили… Ты, младень, верно, не разумеешь ничё вовсе… Дак вот ведай: князь Ярослав Осмомысл ранее большое дело сотворил – соуз и мир промеж многими владетелями заключил. Давно то было, ты ещё в зыбке в ту пору качался. И к соузу тому и чешского короля, и угорского, и черниговского Святослава, и даже братьев моих лихих, Болеслава с Мешком, склонить он смог… И цвели Волынь с Галичиной, яко розы в руках садовника доброго… А вы с Дорогилом своим чего натворили!.. Ему-то всё одно – рать, злоба, лишь бы вознестись, воссесться надо всеми!.. Да не вышло…

Пристыженный, Ярополк стоял посреди горницы с виноватым видом и крутил перстами раздвоенный конец золочёного пояса.

– Горе ты луковое! – вздохнула мать. – В обчем, тако. Берись, Ярополче, за перо да за чернила. Грамоту начертаешь князю Ярославу. Напишешь, что возродить желаешь с им прежнюю дружбу, коя была у его с отцом твоим, и что отца своего покойного путём отныне следовать будешь. И что Дорогил наказанье получил за крамолу свою. Потом мне грамотку сию прочесть дашь.

Ярополк послушно опустился на скамью, придвинув её к низенькому раскладному столику. Агнесса Болеславна вызвала челядина и велела принести чернила, перо и пергамент.

Ей стало жалко растерянного, готового вот-вот расплакаться сына. Ласково обняла княгиня непутёвого ребёнка своего, прижала к груди, взъерошила пальцами иссиня-чёрную, как у неё, густую копну волос.

– Морока мне с тобою! Ну да ничё! В обчем, тако: приедет как из Нова города Роман, уступишь ему стол владимирский. Сам в Берестье поедешь, на место Святослава. И гляди у мя: супротив старшого брата идти не смей! – Она погрозила отроку перстом. – А дабы лихого ты не натворил сызнова, пошлю с тобою вместях боярина Василия Жирославича. Муж с головой. Обережёт, чай, тя от греха.

Ярополк охотно соглашался. Властной матери своей он с малых лет побаивался и всегда её слушался.

Много позже узнает он, что боярин Дорогил был в тот день казнён по тайному повелению княгини.

Глава 50

Боярина Коснятина Серославича положили во гроб в домовой церкви, по его же повеленью ставленой два десятка лет назад. Скорбно звонил по усопшему колокол, рыдала возле мраморной раки с телом убиенного безутешная вдова, боярыня Гликерия Глебовна, рядом с ней непонимающе смотрела по сторонам больная, повреждённая умом дочь Пелагея.

Немалое богатство оставил после себя боярин Коснятин – сёла богатые, рольи обширные, борти в липовой роще, хоромы загородные на Днестре.

В день похорон