Читать книгу - "Та, которая свистит - Антония Сьюзен Байетт"

Лук и Жаклин начали обсуждать, как все устроить. Они сидели в уютной комнатке Лука и решали, купить ли дом или снять квартиру в университетском общежитии, когда пожениться и когда сказать об этом родным Жаклин. Лук рассказал о своих. Его отец был лютеранским пастором, и Лук порвал с ним из-за своего атеизма.

– Он будет настаивать на церковном браке.

– Я раньше ходила в церковь. Потом перестала.

– Хочешь в церкви? Вряд ли я смогу себя пересилить. Даже если твердить себе, что от бессмысленных слов никакого вреда.

– Мне всегда казалось, что надо бы… что так положено… что мне хочется настоящей свадьбы… Но ведь нелепо же – при таком… – Она прикоснулась к животу.

– Значит, не в церкви. Кого-нибудь позовем? Устроим праздник или все сделаем тихо, а потом просто поставим всех перед фактом?

– Мама будет ужасно расстроена.

– Мне бы с ней познакомиться.

Брак – это связывание целой сети незнакомых, не имеющих друг к другу никакого отношения людей, которые тем не менее оказались причастны к делению и размножению клеток, его или ее.

– Посмотрим телевизор? – предложила Жаклин. – Там идет новая программа с сестрой Маркуса, Фредерикой Поттер. Последний выпуск был очень даже интересный. Мешанина из мультяшных персонажей и реальных идей. Говорили о зеркалах…

Так в жизнь Лука и Жаклин вторглись бесцеремонные насмешки Фредерики над «свободными женщинами», над пародийной кухней, гинекологическим «кухонным набором», женским междусобойчиком, откровенными разговорами о противозачаточных таблетках, абортах, мужчинах, ежемесячном ожидании капель крови на белой ткани. Жаклин то и дело саркастически посмеивалась. Лук чувствовал, что она расслабилась, а ведь во время разговора о свадьбе вся зажалась. Много смеялась – слишком много – над тем, как Джулия Корбетт с презрением отмахивалась от парящих вуалей. Лука охватила какая-то застарелая напускная благопристойность – наследие отвергнутого отца. Он смотрел на Жаклин, и ее улыбки наполняли его необъяснимой злобой к этой резвящейся и бездушной Фредерике Поттер. Ее лицо заполнило экран: подведенные глаза, якобы невинная лента в волосах, лукавая ухмылка. Его так и подмывало выключить телевизор. Дать отпор захватчику.

– Не надо, – сказала Жаклин. – Это очень остроумно. И очень свежо. Тебе не нравится?

– Нет. Злая, дешевая вульгарщина.

– Это потому, что ты мужчина, который впервые увидел, как женщины разговаривают друг с другом.

Три женщины торжественно передавали друг другу пластиковые контейнеры «таппервер».

– Просто умора, – не унималась Жаклин. – Никогда ничего подобного не видела.

– Самодовольная коза, – буркнул Лук.

– Что?

– Не нравится она мне. Не знаю почему.

– Ты в этом не одинок, – отозвалась Жаклин. – Думаю, сейчас вас уже сотни тысяч. Она задиристая. Людям нравится ее не любить. Она будет популярна.

– Каков удел, – произнес Лук, не подобрав верный тон насмешливого презрения.

Боумену о своих брачных планах Жаклин не говорила. Как-то он сообщил ей о вакансии в Эдинбурге, поинтересовавшись, не хотела бы она подать заявку. Не поднимая головы, она его поблагодарила и ответила, что подумает.

– Зажим работает?

– Да, заработал. Пришлось повозиться. Но теперь все в порядке.

– Ты упорная.

– Я вам говорила.

– Ты умничка. Продолжай.

С тестами на беременность возникли трудности. Один дал неоднозначный результат, поэтому был взят второй и отправлен на анализ. Результат второго теста пришел в университетскую поликлинику, откуда его отправили Жаклин в межведомственном конверте, который ей удалось перехватить у секретаря кафедры.

Результат положительный. Она беременна.

Жаклин почувствовала неотложное желание сходить в туалет. Болели таз и мочевой пузырь, все тело бурлило.

На трусиках появилась едва заметная бурая полоска.

А потом пошла кровь. Мелкие, терпимые струйки, и – она пригляделась – нечто похожее на желеобразный комок с нитями, вроде пробки или слизистой оболочки матки. Никаких следов крючкообразного скрюченного существа, которое некоторое время держалось, а потом отпустило ее. Еще одна струйка, еще. Она сидела в туалете и плакала. Сидела долго, плакала горько. Кровь и слезы так и лились. Ее ужасало собственное тело, которое дрожало и тряслось, ужасала мысль, что чувства – это нечто телесное, неописуемое, неуправляемое. Горе? Скорбь? Гнев? Или страх?

Вышла, сказала секретарю, что плохо себя чувствует и пойдет домой.

– Вид у вас ужасный.

Боумен, проходя мимо, взглянул на ее опухшее, покрасневшее лицо и подтвердил: вид ужасный.

– Могу я как-то помочь?

– Нет. Ну, если вы… если кто-нибудь… измерит, сколько моркови съели улитки во втором ряду, а также картофеля… Это нужно к пяти часам. Примерно.

– Я все устрою. И не плачь, милая. Все пустяки.

Жаклин направилась на самый верхний этаж Башни Эволюции, где находился кабинет Лука. Он был там со студентом, которого сразу же отпустил, увидев отчаянное лицо Жаклин.

– Входи, дорогая. Садись. Что случилось?

Она стояла спиной к двери. Ногти впивались в сжатые ладони. Глаза за очками зажмурены, ее вид не сулил ничего хорошего.

– Я пришла сказать. Все было ошибкой. Ничего нет. Я не была… Я не беременна. По крайней мере, больше не беременна, если и была.

– Да ты присядь. Ну и что? Мы все равно сможем пожениться и…

– Нет. Я пришла сказать, что не могу. Я не хочу замуж. Не могу. Я хотела бы хотеть замуж, но не хочу. Все ошибка.

По ее лицу текли слезы. Губы дрожали.

– Ты расстроена. Подожди, успокойся…

Он попытался обнять ее за напряженные, сгорбленные плечи. Она резко вывернулась, оттолкнула его:

– Нет, нет. Мы всегда понимали друг друга. Ты знаешь, что я говорю серьезно. Я знаю, чего хочу, и ты тоже знаешь.

– Но почему?

– Какая разница почему? Ведь я знаю. Знаю – и все.

Он снова попытался прикоснуться к ней, но она резко повернулась и побежала по коридору, к лифту. Кровь горячая, липкая. Она вернулась домой и легла в постель.

ХII

Электрические волны расходятся в пространстве и рассеивают человеческие лики в атмосфере, концентрируя изображение, можно сказать, энграмму снова в коробках, через трубки, мерцая и сияя в сером нигде, будто бесплотные существа притаились в ожидании в шкафах, над крышами, сидя на раздвоенных антеннах, гоняясь за ветром, кружась в порывах его, прорезающих облака, в солнечном, и лунном, и звездном свете. И вот Лук Люсгор-Павлинс сидит в своей комнате в Лонг-Ройстоне и размышляет о разбитых надеждах, жмет на кнопку и видит худощавое лицо Фредерики Поттер – оно мчится к нему из вращающейся точки. Она многозначительно улыбается, а он в ответ строит угрюмую гримасу. Сразу телевизор не выключил, потому что сегодня там Хедли Пински, интересный ученый, который собирается приехать на конференцию Вейннобела. На самом