Читать книгу - "Новые миры взамен старых - Ирина Владимировна Скарятина"

"Однако вам придётся признать, герр Тиллсон, – сказал я, – что в Германии, одной из самых культурных и эффективных цивилизаций в мире, в первые годы правления Гитлера произошло снижение реальной заработной платы и сокращение рабочих мест. И ваш рабочий и служащий больше не имеют права на забастовку. Их профессиональные организации, которые были образцовыми даже для Англии с Америкой, теперь, как вы говорите, разгромлены. Промышленники ответственны только перед правительством, так что пусть платят рабочим столько, сколько хотят или могут. Как хороший американец, я никогда не смогу поверить в успех такого курса".

Теперь Тиллсон переключил всё своё внимание на меня, и это было именно то, чего я от него хотел, поскольку я являлся единственным за этим столом, кто никоим образом не зависел ни от кого из остальных.

"По мере углубления депрессии мы просто обязаны были держать своих людей в узде, разве вы не понимаете? Это наш долг перед цивилизацией. И наши работники должны жертвовать всем, если это необходимо, ради патриотизма по отношению к своему Отечеству. Вы бы тоже так поступили".

"Цивилизацией! Это смешно, Генрих, – сказал Злотский. – Ты ж поступаешь как Наполеон: штыками цивилизуешь людей, которые и так уже цивилизованы".

Однако еле сдерживаемый энтузиазм Тиллсона должен был выплеснуться. Подобный массовый энтузиазм был одним из многих явлений в Германии тех дней, которые иностранцу было трудно понять.

"Производить военные товары. Пушки, штыки, самолёты, униформу. Это программа, не так ли? – размахивая руками, кричал он. – Это будет стимулировать производство и поддерживать работу заводов на пределе возможностей".

"И приносить прибыль настоящим правителям и кожевенному бизнесу, которым они владеют, а, Генрих?" – уточнил, смеясь, Флауэрс.

"И какое-то время держать массы трудоустроенными и немыми", – поспешил добавить Злотский.

"Что лучше, друзья мои, чем большевизм", – решительно закончил Тиллсон.

"Я не уверен, что это не ведёт к нему же, – возразил Флауэрс. – Это я и сказал в самом начале, с чего, собственно, и завязался весь этот спор. Ну, давайте, Злотский, расскажите-ка нам, что вы видели, когда нацисты отправили вас в Россию".

"Нацисты тут совершенно ни при чём, – огрызнулся Злотский. – Но я точно знаю, что моя страна – единственная на свете, где есть работа для всех, кто хочет трудиться. Это правда, что уровень жизни по-прежнему низок, ниже, чем в большинстве стран западного полушария. Однако народные массы живут лучше, чем до революции, у них есть надежда и рост реальной заработной платы вместе с увеличением числа рабочих мест, которые вы, американцы, считаете столь важными. Об этом говорят мне мои личные наблюдения. Мой младший сводный брат, который был совсем маленьким, когда разразилась революция, сейчас является полноправным членом партии. Он думает, что живёт в золотом веке, и уверен, что все мы рабы. Он только недавно писал мне об отмене у них хлебных карточек, 'что для вас, полагаю, ничего не значит – выразился он, – но для нас стало настоящим триумфом'. Теперь у них есть магазины, прекрасно снабжаемые товарами и провизией и до отказа заполненные людьми, которые жаждут делать покупки и впервые осознают и ощущают преимущества их первой пятилетки. Здесь, в Берлине, у нас много магазинов и товаров и много продавцов, которые обслуживают редко заходящих клиентов. Всё больше фабрик в России тоже учится эффективному производству и выпускает более качественную продукцию. Рублёвые цены всё ещё запредельно высоки, и по-прежнему ощущается острая нехватка очень многого для этой лишь недавно проснувшейся массы людей, у которых раньше не было ничего, а теперь они хотят всего. Однако вы сами знаете, Флауэрс, что иностранцы, живущие в России, хотя и довольны тем, что могут покупать более качественные товары в более широком ассортименте, до смерти напуганы перспективой потерять это своё преимущество из-за спекулятивного роста курса рубля".

Разговор снова вернулся к Германии, и я сказал: "По всей вашей стране, герр Тиллсон, внимание приезжего приковано к движению 'назад к земле'. Крошечные однокомнатные коттеджи, даже лачуги, построенные на скорую руку из подручных материалов. Можно сказать, упаковочные коробки, в большинстве своём покрытые цветами, безукоризненно аккуратные и чистые в истинно немецком стиле, но окружённые крайне небольшими участками земли, достаточными лишь для семейного овощного огородика. Их буквально тысячи на окраинах каждого города – люди, сбившиеся в кучу, обездоленные, без особой надежды когда-либо вернуть себе место под солнцем того экономического порядка, который им, похоже, больше не нужен. Они могут так жить, если есть силы, выращивать нечто собственными руками для поддержания жизни, вовсю стараясь, насколько я понимаю, сохранить то, что мы называем суровой индивидуальностью. Однако, боюсь, потерю их покупательной способности уже никогда не получится компенсировать. Что говорит о них герр Гитлер?"

"О, они будут успешно трудоустроены, когда бизнес улучшится. Но многие из них всё равно больше не хотят трудиться, как и куча ваших безработных".

Настала моя очередь побагроветь. "Это не ответ на мой вопрос, это отговорка", – выпалил я.

"Как же это отличается от России! – вздохнул Злотский, прежде чем Тиллсон успел ответить. – Движение там обратное. Крестьяне буквально стекаются в города, чтоб удовлетворить постоянно растущий спрос на рабочую силу, или покидают свои крошечные хозяйства, дабы устроиться в государственные или коллективные. Восемьдесят процентов из них всего за несколько лет были охвачены столь необходимой коллективизацией! Правительству, возможно, и пришлось оказать давление на самых закоренелых кулаков, которые боролись против перемен, но мы всё же должны признать, что до сих пор результаты, достигнутые благодаря широкомасштабному механизированному земледелию, демонстрировали успешность такого подхода. В 1933-ем был получен небывалый урожай, лучший со времён войны. Да и 1934-ый был почти таким же хорошим, несмотря на засуху, что пощадила Советский Союз не больше, чем значительное число стран остального мира. Сотни тракторен обеспечивают эти 'бескрайние угодья' тракторами, жатками и сноповязалками. Их производство переехало из городов прямо в сельские хозяйства. Голод в моей стране наконец-то будет побеждён, за исключением, может, совсем уж отдалённых районов, и ежегодные ложные сообщения о 'десяти миллионах умирающих в России от голода' уйдут в прошлое".

Флауэрса, похоже, всё это забавляло.

"Неужели это так смешно, что люди голодают?" – возмутился Злотский.

"Нет, я просто кое-что припомнил. В последний раз, когда я был в России и спросил одного большевика о голоде, тот сказал мне: 'Если бы мы морили голодом десять миллионов человек в год, как говорится в некоторых зарубежных отчётах, тогда, что ж, дайте-ка подумать, за семнадцать лет после революции это было бы сто семьдесят миллионов. Удивительная цифра, не правда ли? В России никого не должно было остаться. Но у нас