Читать книгу - "Елена Глинская. Власть и любовь. Книга 1 - Александр Михайлович Козлов"

— Ах, ты лиходей, сквернавец! — в бешенстве закричала Авдотья.

Ледяной покров реки стремительно приближался. Лошади, чувствуя неизбежное, изо всех сил пытались затормозить, но из-за огромной инерции все их усилия не венчались успехом.

С оглушительным треском полозья врезались в лед, и он раскололся, как хрупкая скорлупа.

Княгиню охватил первобытный страх, когда сани начали погружаться в ледяную пучину, и она в паническом ужасе издала нечеловеческий крик.

Сани наполовину погрузились в воду, а за ними последовали и лошади, запутавшиеся в упряжи. Животные в панике бились в ледяной воде, но лишь глубже увязали в этой смертельной ловушке.

Вода мгновенно хлынула внутрь, затапливая сани.

Княгиня, несмотря на потрясение, инстинктивно подобрала ноги. В тот момент, когда передняя часть повозки погрузилась в воду, она резко оттолкнулась от сиденья.

Ледяная вода бурлящим потоком уже доходила до колен, когда Авдотья выбила ногой дверцу и ухватилась за край саней. Собрав остатки сил, она подтянулась и выпрыгнула из саней, как из тонущей лодки, воспользовавшись инерцией падения повозки.

Мокрая одежда сковывала движения, но княгиня, не теряя ни мгновения, ползком выбралась на берег. Ее сердце неистово колотилось, а руки дрожали от холода и ужаса.

В этот момент сильное течение унесло лошадей под лед, но сани еще продолжали цепляться за поверхность, с треском разрушая лед и увеличивая прорубь.

Авдотья обернулась и увидела кучера, который уже направлялся к ней, явно намереваясь завершить начатое.

В одно мгновение она сбросила с себя промокшую шубу, сорвала с головы тяжелую диадему-кокошник; мокрые волосы небрежно разметались по плечам. Подбирая подол платья, чтобы не споткнуться, княгиня бросилась бежать, скользя по обледенелому склону.

— Я не хочу умирать! Я не хочу умирать! — повторяла она, как заклинание. — Нет-нет, не сейчас!..

Каждый шаг давался с трудом, но инстинкт выживания гнал ее вперед, несмотря на усталость и холод, пробирающий до костей.

Однако возница оказался быстрее. В несколько прыжков он настиг ее, и княгиня, споткнувшись о выступающий корень, с криком отчаяния упала на замерзшую землю.

Кучер схватил ее за волосы и поволок обратно к проруби.

— Пусти, проклятый! — истерично закричала она, тщетно стараясь освободиться. — Пусти, ааа!

Ее крик затерялся в грохоте бушующей реки и треске раскалывающегося льда.

Сумерки сгущались, окутывая все вокруг непроглядной мглой.

Уже у самой проруби возница, легко подавляя сопротивление княгини, с силой толкнул ее в воду.

Авдотья, с трудом переводя дыхание в ледяной воде, из последних сил пыталась удержаться на плаву, но течение неумолимо уносило ее вслед за тонущими санями. Ударившись о борт саней, княгиня едва не потеряла сознание и почувствовала, как теплая и соленая жидкость — кровь! — заливает ей лицо и глаза.

Кучер, стоя на краю проруби, равнодушно наблюдал за ее тщетными попытками спастись.

Страх и боль затуманили разум Авдотьи, и она, не помня себя, вцепилась в обледенелые борта саней, но ее пальцы, онемевшие от холода, отказывались подчиняться. Под ее тяжестью сани накренились, опрокинулись и ушли под лед, увлекая за собой полуживую княгиню Шуйскую.

Аким опустил ворот тулупа и, бросив последний взгляд на затихающую гладь проруби, зашагал вверх к прибрежной дороге.

Глава 29

Глинская рядом, вся в чернобурке,

Грозная мысль таится в улыбке.

Про утраты речь ведет,

Да про дочек вспоминает.

«Грамотка уж не спасет?»

Шуйский правду понимает.

Серые небеса раскинули над Зачатьевским монастырем свое тяжелое покрывало скорби. Величественные стены обители, увитые зимним инеем, казались печальными стражами, хранящими память о трагическом событии. Само пространство соборного храма наполнилось особой атмосферой горестного раздумья. Древние фрески на стенах с изображениями святых взирали с сочувствием на собравшихся внизу людей.

В воздухе витал особый аромат — смесь свежевыпавшего снега и ладана, который, поднимаясь к сводам храма, создавал таинственное марево. Тусклый зимний свет проникал сквозь слюдяные вставки в окнах и окрашивал это марево в приглушенные оттенки, создавая иллюзию танцующих в воздухе искр.

Сегодня здесь собрались не только близкие покойной Авдотьи Шуйской, но и весь московский боярский род, потрясенный внезапной гибелью княгини в водах Москвы-реки.

В храме стояла торжественная тишина, которую нарушали тихое позвякивание кадила и приглушенные всхлипы.

Женщины в траурных одеждах, скрыв лица под традиционными головными уборами — сетчатыми волосниками и тонкими убрусами из белоснежного льна, замерли у стен обители. Их черные одеяния, украшенные золотой вышивкой по вороту, создавали причудливую игру света и тени в мерцающем свете свечей. Мужчины в траурных одеждах застыли чуть поодаль и не сводили глаз с икон, ища в них утешение.

Князь Василий Шуйский, с бледным лицом и покрасневшими от бессонной ночи глазами, стоял у аналоя, погруженный в скорбные мысли. Его плечи, обычно расправленные и гордые, сейчас поникли под тяжестью утраты.

Рядом с ним стояли две его дочери: девятнадцатилетняя Анна и пятнадцатилетняя Евдокия.

— Милая, не плачь так горько, — прошептала старшая дочь князя Анна, нежно придерживая за плечи свою младшую сестру, которая не могла сдержать слез.

— Как же не плакать, коли матушка покинула нас, — ответила Евдокия, прижимая к глазам платочек.

Василий Шуйский бросил на них взгляд, полный сочувствия и боли.

Тихий напев молитв, произносимых священником, напоминал печальную мелодию ветра. Его глубокий бас эхом разносился по храму, сплетаясь с тихим пением хора монахинь.

В центре соборного храма стоял аналой, украшенный белоснежной тканью с изысканной золотой вышивкой, изображающей сцены из Священного Писания. На нем покоилась икона Богородицы, озаряемая трепетным светом множества свечей, чьи огоньки трепетали, создавая причудливые тени на древних фресках.

Рядом с князем Шуйским находились его друзья и соратники — братья Бельские, их лица выражали искреннее сочувствие.

— Господь да упокоит душу княгини в селениях праведных, — выдохнул Семен Федорович, пожав руку Шуйскому.

— Аминь, — ответил Василий Васильевич, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

Другие знатные вельможи из рода Шуйских стояли вокруг скорбящей семьи. Их шепот и тихие молитвы создавали особую атмосферу горестного единения.

В воздухе витал аромат ладана и воска, смешивающийся с легким запахом свечей, придавая храму таинственное очарование.

В этот скорбный день в Зачатьевском монастыре собрались не только близкие и друзья овдовевшего князя. В священных стенах обители политические распри отступили перед лицом трагедии. Здесь присутствовали и его давние недруги, среди которых Михаил Глинский, Михаил Воронцов, Иван Телепнев-Оболенский, а также сама великая княгиня Елена Глинская.

— Не верится, что Авдотьи Никитичны боле нет среди нас, — прошептал