Читать книгу - "Облака на коне - Всеволод Шахов"

военной форме. Его грозный вид не сулил ничего хорошего. Трояни даже запомнил как по–русски звучали угрозы: «Вы задержаны! Следуйте за мной!» Как назло Павловна оставила его на полчаса, отпросившись в какой–то магазин, где, по слухам, как она сказала, «давали что–то из одежды».

Лишь к вечеру Павловна нашла Трояни в милиции. За это время, Трояни узнал, что для фотографирования этого района Москвы нужно разрешение. Оказывается, рядом находился некий специальный объект. Приглашение итальянского посла не понадобилось, но фотоаппарат забрали на несколько дней, а потом передали в посольство,

Трояни обвёл взглядом комнату. Вроде ничего не забыл. Прошёл в маленький коридорчик, который служил и гостиной. Чемоданы стояли около двери. Тубус с эскизами самолёта пристроил рядом с большим чемоданом. Чем бы привязать… Сделал шаг и споткнулся. Ах ты! Калоши. Как и пару дней назад поднял их, покрутил в руках. Что же с ними делать? Обувь, необходимая здесь, но в Италии, вроде, не нужная. А так привык. В этом климате, в непогоду, только в них и ходят. Носовые платки забывают, сморкаются пальцами, но без калош на улицу не выходят. Негнущиеся, огромные, подбитые мольтоном, надёжнее итальянских, мягких и эластичных. Зимняя народная обувь: безразмерные валенки, а поверх них безразмерные калоши.

Хорошо, что лето наступает.

Трояни вновь подошёл к окну. Последние ряды военных выходили к Воскресенским воротам. Человек двадцать дворников очищали площадь перед «Гранд–Отелем» от лошадиных кучек помёта.

7

– Да как ты не понимаешь, товарищ Митягина, не можем мы рисковать, тем более сейчас, когда только осваиваем большие корабли, – командир Эскадры дирижаблей Бирнбаум выговаривал слова нарочито громко, – подумай, если случится катастрофа, представляешь, что злопыхатели на Западе будут в своих газетах печатать? Напишут, что у них там совсем спятили, бабам технику доверили.

– Эй, полегче, – не выдержал Дёмин.

– Ты, товарищ Дёмин, меня не затыкай, не дорос ещё! Да, знаю, подготовил Митягину неплохо, она себя штурвальным зарекомендовала хорошим, помощником командира тоже справляется, но…

– Да что тут спорить, рано вам девушки ещё проситься на большие корабли, – вступил в обсуждение Оппман, – у нас ещё парни до конца не могут почувствовать корабль.

– Они не могут, а мы сможем, – круглолицая Вера Митягина вызывающе посмотрела на Оппмана.

– Нам ведь даже пробовать не дают – подала язвительный голос худенькая Люда Эйхенвальд, – не пускают на «Вэ–шесть», даже в качестве ученика штурвального.

– То–то и оно, даже пробовать не даёте, – казалось, Вера готова была расплакаться,

– Я вот что скажу, товарищ Бирнбаум, – решительно поднялся Коняшин, – помню, мы с Мишкой Никитиным, на свой страх и риск приняли в наши ряды Веру Митягину. Да, мы в аттестационной комиссии тогда были. Тогда все говорили: «Зелена, подрасти!». И что в итоге? А в итоге, Вера показала себя с очень хорошей стороны. Помню, она не чуралась никакой грязной работы: надо промыть детали мотора в керосине – пожалуйста, надо пол в гондоле вымыть – запросто, картошку сварить – и это она умеет. На занятия прибегала первой. Всегда чётко всё усваивала. Потом в полёт на «Вэ–два». Там… Дёмин не даст соврать – штурвальный она аккуратный.

– Ну это… Дёмин не даст соврать, конечно, он же уже почти муж ей., – Бирнбаум съязвил.

Вскочила Люда Эйхенвальд. Огромная копна тёмных волос заколыхалась на её голове.

– Ага, живы ещё допотопные, антиленинские взгляды на женщину, – Люда резанула Бирнбаума взглядом карих глаз. – Нельзя доверить дирижабль? А вот один начальник тоже считал, что женщине нельзя доверить сферик. И что потом он говорил, когда настоящие люди доверили? Что, не помните, в тридцать втором году, когда разорвалась оболочка воздушного шара? Именно женщина и оказалась единственной из всего экипажа, кто не растерялся в момент катастрофы. И женщина эта – вот! – перед вами! – Люда величественно вытянула руку в сторону Митягиной, – Я считаю, что нельзя обходить молчанием вопрос об игнорировании женских команд для новых дирижаблей.

Люда понизила голос, придала ему некоторую грубость: – Прямо чувствуется нездоровое отношение к трудящейся женщине. Считаю, что надо, на основе массово–воспитательной работы покончить со старыми взглядами на женщину. Не ограничиваться торжественными речами только в день восьмого марта, а помогать росту женщин, продвигать их вперёд, помня слова товарища Сталина: «Людей надо заботливо и внимательно выращивать, как садовник выращивает плодовое дерево».

Люда сделала паузу, через пару секунд мотнула головой: – Вера, давай, расскажи всем, чтобы они из первых уст, наконец, услышали!

Вера, видимо, почувствовала эффект, произведённый Людой. Ямочки на её щеках проявились резче. Она уставилась на Бирнбаума. Тот, поджав губы, пробурчал: – Ладно, пусть расскажет. Если уж товарища Сталина начали упоминать. Будет что вписать в протокол заседания.

Вера величаво подошла к графину с водой, налила полстакана, залпом проглотила.

– Стартовали мы тогда в Останкине. В корзине – два парня и я. И как–то быстро всё произошло. Сбросили часть балласта – земля сразу убежала вниз. Вокруг крыши… крыши. И слышим – странный свист, следом – треск рвущегося перкаля. Головы задрали и обомлели – аппендикс оказался завязанным. Получилось, что на высоте сверхдавление разорвало оболочку. Спасло только, что нижняя часть лопнувшей оболочки мгновенно втянулась внутрь, образовала вместе с верхней частью купол, как бы парашют. Ну я сообразила, стала выбрасывать за борт балласт, приборы, всё, что можно было. Парни… да, было такое… не сразу они отреагировали. Не то чтобы я себя выгораживаю, просто мне показалось, замешкались они на несколько секунд. Удар о землю был основательный. Не сразу мы пришли в себя, но ни ног, ни рук никто не поломал, а синяки да шишки не в счет. И это всё посреди площади, где трамвай делает кольцо, чуть ли не на головы прохожих приземлились.

Вера посчитала нужным на этом закончить.

Поднялся Николай.

– Я вот тоже помню… да, всё это буржуазные взгляды… – начал он сумбурно, но вида не показал, – вот, например, Нобиле, когда увидел Эйхенвальд у штурвала… его аж перекосило.

– Там Титина выручила, – Люда заулыбалась, просветлела, – ласковая собака, сразу меня признала. А потом мне рассказали, что Нобиле в Италии мог отменить полёт, если Титина волновалась и не хотела входить в гондолу.

– Подожди, Люда! – Николай выставил вперёд ладонь. – Да, вот на чём бывают основаны принципы. Оказывается, на суеверии. Если бы Титина не стала ласкаться с товарищем Эйхенвальд, Нобиле просто отменил бы полёт. И что, мы будем придерживаться тех же позиций? Суеверие и страх? Гадать «получится – не получится» у женщин? Глупости. Давайте рассуждать здраво. Вот, товарищ Эйхенвальд много летала пилотом–штурвальным. Я у неё командиром неоднократно был. Скажу – нареканий, действительно, не