Читать книгу - "Первая на возвращение. Аристократка в Советской России - Ирина Владимировна Скарятина"

ещё нет "социальных тенденций", и "искусство дворянства", напоминающее о лучших днях, грустное и нежно-сентиментальное, как, например, известнейшее полотно Максимова "Всё в прошлом". Их сменяет "искусство интеллигенции", в котором уже довольно отчётливо начинают проявляться "социальные тенденции", ведь живописцы того периода – Перов, Волков и другие – изображают такие сцены, как "Приезд гувернантки", "Неравный брак", "Похороны крестьянина", показывающие трудности, радости и горести среднего класса и жителей села. А дальше следуют великие военные полотна Верещагина, и бесподобные пейзажи Айвазовского, изображающие море, и прекрасные леса Шишкина, и "Христос в пустыне" Крамского. Также тут есть шедевры Репина и божественные картины Васнецова и Нестерова. Левитан, Серов, Врубель, Рерих, Сомов, Малявин, Грабарь, Бенуа и многие, многие другие – все они здесь, знакомые и притягательные, поскольку в этой галерее, где я знаю почти что каждую картину, я не ощущаю того антагонизма, который по какой-то неведомой причине вызвали во мне старые мастера в Эрмитаже. Вероятно, потому, что эти художники являются неотъемлемой частью российской истории, или же потому, что они всегда казались мне ближе и понятнее других. Тут я чувствую, что нахожусь среди старых друзей, и я рада вновь их увидеть и иметь возможность лично убедиться, что они в безопасности и в идеальном состоянии.

Толпы солдат и рабочих заполняют помещения, и часто приходится ждать достаточно долго, прежде чем сможешь подойти к картине.

В последних залах внизу представлены полотна школы импрессионизма и современного искусства революции, с большим портретом Ленина и многочисленными сценами, которые иллюстрируют различные эпизоды революционных дней. Музей недостаточно велик, чтобы должным образом разместить все желаемые картины, и государство строит новый. Нам сказали, что он будет готов в 1934-ом году и обойдётся в десять миллионов рублей.

В том же районе, что и Третьяковская галерея, находится несколько чу́дных старинных храмов, которые сейчас являются музеями, и мы провели некоторое время в моей любимой церкви под названием "Всех скорбящих Радость".

Позже мы поехали на Воробьёвы горы, прогулявшись по пути через Парк культуры и отдыха, который разбит на Москва-реке и где летом двести-триста тысяч человек находят всевозможные развлечения: купание, катание на лодках, подвижные игры, посещение концертов и театральных действ. Если я не ошибаюсь, летом 1914-го года этот парк использовался как выставочная площадка, и именно там я провела целый день со своими американскими друзьями Этель и Карлтоном Палмер. В одной из кабинок фотограф сделал для нас снимки, а затем вырезал из чёрной бумаги наши силуэты, которые Этель хранит и по сей день.

Подъехав к Воробьёвым горам (теперь переименованным в Ленинские), мы вышли из автомобиля и постояли на том самом месте, где в 1812-ом году Наполеон тщетно ждал, когда бояре принесут ему ключи от города. Мы любовались дивным видом на пологие холмы, извилистую реку и равнины, ведущие к самому сердцу Москвы – Кремлю. Слева проступал бывший Новодевичий монастырь (ныне называемый Музеем женской эмансипации), где в склепе Лобановых погребён мой дед, князь Михаил Лобанов-Ростовский, и куда мы наведывались с мамой всякий раз, когда бывали в Москве. И там же Сталин похоронил свою жену.

С Воробьёвых гор мы поехали в Кремль и посетили гробницу Ленина. С раннего утра и до поздней ночи тысячи людей стоят туда длинной вереницей, терпеливо дожидаясь своей очереди.

Массивный прямоугольный мавзолей из полированного красного гранита и чёрного мрамора и лабрадорита находится на Красной площади прямо перед Кремлём и, как ни странно, не контрастирует, а наоборот, гармонично сочетается с необычным выцветшим цветом старой стены за ним. Сквозь красиво кованые бронзовые двери мы входим в небольшой вестибюль со сверкающими голубоватыми стенами из лабрадорита, минуем несколько ступенек, поворачиваем направо и спускаемся по лестнице из чёрного мрамора, которая приводит нас в сам Траурный зал. Здесь на мраморном постаменте стоит стеклянный саркофаг, и четыре солдата, по одному в каждом углу, образуют почётный караул. Электрические лампы внутри саркофага равномерно освещают забальзамированное тело, и визуальный эффект поразителен – Ленин выглядит живым, будто он только что мирно уснул. Его лицо бледно, однако удивительно хорошо сохранилось, черты твёрдые и сдержанные, выражение совершенно естественное. Его волосы кажутся желтоватыми, и у него имеются короткие усы, не скрывающие слегка улыбающийся рот. Одетый в простой военный френч цвета хаки с красным орденом на груди, он выглядит хрупким и худощавым. У него красивые руки с заострёнными пальцами, а ноги спрятаны под покрывалом, поверх которого лежит длинный бант из чёрного крепа.

Мы проходим очень медленно и можем ясно видеть его с трёх сторон: дважды в профиль, справа и слева, и один раз анфас.

"Он чудесно сохранился, – шепчет мне на ухо Вик. – Да и выглядит так, будто у него щетина и стоило бы побриться".

Мне жаль, что мы должны постоянно двигаться дальше, так как я хотела бы посмотреть на него подольше, ведь я видела его множество раз во время революции, с самых первых дней, когда он взывал к толпе с балкона Кшесинской, и до последнего эпизода, когда он присутствовал на военном параде незадолго до моего отъезда из России.

"Нет, сэр, это точно не восковая фигура, как думают многие у нас на родине. Это настоящее тело, в чём нет никакого сомнения", – произносит позади нас американский голос.

Выйдя из мавзолея, мы видим очередь, которая кажется длиннее, чем когда-либо.

"Так всегда, – замечает русская женщина, которая вошла в мавзолей и покинула его вместе с нами. – Мне пришлось стоять там с семи часов утра. Видите ли, у меня сегодня на заводе выходной, и так как раньше я не ходила поглядеть на Ильича, то решила рискнуть. Это, безусловно, стоило того, хотя у меня теперь болят ноги. Вам повезло, что вы иностранцы, и потому вас пропускают прежде всех".

За мавзолеем, вдоль кремлёвской стены расположены захоронения ветеранов революции: Красина, Свердлова, Дзержинского и многих других. Здесь же лежит и Джон Рид. В самой кремлёвской стене находятся погребальные урны с прахом других революционеров, среди которых как писатель Пакстон Хиббен, так и американские коммунисты Билл Хейвуд и Чарльз Рутенберг.

Хотя имперские орлы всё так же сидят на кремлёвских башнях, куранты старых кремлёвских часов теперь исполняют "Интернационал", и возникает странное ощущение, когда, взирая на этих орлов, в то же время слышишь такую мелодию.

На одной стороне Красной площади размещено уродливое здание Исторического музея, возведённое в псевдорусском стиле. Напротив него возвышается достославный Собор Василия Блаженного, построенный при Иване Грозным. Общеизвестная народная легенда гласит, что царь был так очарован храмом, когда тот был закончен,