Читать книгу - "Жена комиссара - Светлана Шахова"

и царящим вокруг умиротворением.

– Мама, кто это в красивом колпаке? Фея? – спросила Арина, провожая взглядом проплывшую мимо монахиню в чёрно-белом облачении и пилеолусе с загнутыми кверху полями.

– Нет, это обычная женщина, посвятившая себя служению… А вообще-то, Аринушка, в храме не разговаривают, здесь обращаются к Богу.

Елизавета принялась молиться. На несколько минут она словно освободилась от гнетущей тяжести. Мысли уносили туда, где нет войны, где рядом муж и счастливы дети.

Как же не хотелось покидать это мирное убежище, зная, что за воротами ожидает мрак. Однако пора было возвращаться.

Оставив Божье место, душа снова потемнела, но Елизавета старалась держаться, не подавать виду. Дети и так остались без подарков, надо было порадовать их хотя бы хорошим настроением.

– Мама, а почему мы на праздник в нашу церковь не пошли, ну, куда обычно по выходным ходим? – спросила Надя.

– Сегодня католическое Рождество. У нас – у православных – оно наступит только седьмого января. Но все мы одному Господу поклоняемся – Христу. И сегодня помолились за Его рождение, и ещё помолимся.

Вернувшись домой, дети наперебой принялись рассказывать Кириковне, что видели, о чём думали. Елизавета накрывала на стол – с вечера испекла каравай.

Накормив семью, она засобиралась.

– Мама, вы куда? – спросила Надя.

– Пойду пани Мрукову поздравлю. Подарить нечего, так, может, помощь какая нужна.

– Возьмите меня с собой! Пожа-алуйста!

– И меня, – запросилась Арина.

– Нет-нет, всем колхозом не пойдём, нехорошо. Поиграй с Колей, мы ненадолго.

Соседка встретила с приветливой улыбкой.

– Какая работа в такой великий праздник?! – воскликнула она. – Пойдёмте-ка, я вас чем-нибудь угощу!

Елизавета наотрез отказалась, но Наде не препятствовала. Та уселась за стол и принялась живо уплетать кусочек утки, фаршированной яблоками.

– Вот, ещё печенье бери, – предложила Мрукова, подвигая вазочку с румяными фигурками, источающими ванильный дух.

– Дай вам Бог здоровья, пани Ханна, – шепнула Елизавета, радуясь за дочь, и подумала: «Хорошо, что я всех не привела, а то со стыда бы сгорела».

Поговорили о фронтовых новостях. Обсудили последний подрыв и облавы.

– Мама, можно я останусь понянчиться? – попросила Надя.

– Если хозяева не против, оставайся. А мне пора.

Пани Мрукова подцепила из жестяной банки горсточку монпансье. Бросила в свёрнутый из газеты кулёк. Туда же положила печенье и три кубика сахара.

– Вот, пани Лиза, и остальным подарочки возьмите, – сказала, провожая до двери.

Елизавета благодарно обняла соседку, убрала свёрток в карман и поспешила обрадовать своих. Перебежав дорогу, она услышала странные звуки в глубине двора. Толкнула калитку. Не входя в дом, побежала к туалету, откуда доносятся завывания.

Подойдя ближе, узнала Арину. Та упоённо, в полный голос на самых высоких нотах выводила что-то несуразное. Елизавета прислушалась. Распевы немного походили на недавно услышанный в костёле гимн.

Она распахнула дверь. Дочка, устроившись на крышке сидушки, закатив глаза, самозабвенно голосила.

Не зная, плакать или смеяться, Елизавета стащила её за шиворот.

– Аринка, да как же ты можешь церковные песни в туалете горланить? Вот я тебе задам!

– Мама, да я же не знала, что слышно, – начала оправдываться та. – Мне так понравилось, как поют. Тоже захотелось… А при всех стесняюсь.

Елизавета, видя, что дочь от стыда чуть не плачет, смягчилась.

– Ладно, прощаю. Но в другой раз думай, что можно делать, а что нет.

Глава 20

Небольшой отпуск оказался кстати. Елизавета вдруг ощутила, насколько вымотана. Натянутые до предела нервы, казалось, звенели от напряжения. Любое, даже самое мелкое детское непослушание приводило к срыву и слезам.

Всю неделю Кириковна отпаивала её настоями мяты и пустырника, успокаивала мирно журчащим голосом. Тихие уговоры действовали как заклинания.

Но пришла пора возвращаться на работу. Елизавету ломало от мысли, что вновь придётся сталкиваться с ненавистными, враждебными лицами.

Однако она шла и шла. Не считая дни, невзирая на обстоятельства, упорно выносила медикаменты для передачи в партизанские отряды.

Кое-как семья пережила зиму, но долгожданная весна добавила хлопот. Дни рождения мартовских Арины и Нади отмечали в один день. На этот случай Елизавета испекла каравай. Выдала всем по дополнительному сбережённому сахарному кубику.

За столом заговорили о пайках.

– Сынок, завтра надо будет талоны отоварить.

– Только я с Надюхой пойду. Знаете, мама, как она в очереди локтями работает?!

Елизавета возмутилась:

– Впервые такое слышу! Ой, нехорошо! Все люди стоят, и вам надо.

Надя нахмурилась:

– Ага, это сейчас тепло. А по зиме была холодрыга. На месте топчешься, топчешься – греешься. И другие так же. Но однажды тётка злая впереди стояла, всё мне на ноги наступала, вот я и начала пробиваться.

Арина перебила:

– Мама, а помните, вы обещали, что я тоже смогу одна везде ходить, когда вырасту? Вот, мне шесть исполнилось. Я уже большая.

– Конечно, все Аришкины одногодки сами гуляют, – вступился брат.

– Ну-у-у, – неуверенно протянула Елизавета, – если только в случае крайней необходимости.

Арина запрыгала от восторга. Неделю она ходила с гордо поднятой головой. Потом понемногу стала сникать. А месяц спустя, не выдержала, принялась пытать, что это за случай такой, что уже конец апреля, а он всё никак не наступает. Она канючила, увивалась хвостом, но никакие стоны и уговоры мать не пронимали.

За неделю до Пасхи, уложив детей, Елизавета ощутила слабость.

– Что-то неможется, – пожаловалась она Кириковне.

Та приложилась губами ко лбу, всполошилась.

– Да у тебя жар, милка моя. Где болит-то?

– Нигде особо. Только нога зудит, – ответила Елизавета, почёсывая лодыжку ближе к подъёму.

– А ну, дай гляну.

Кириковна помогла спустить чулок, присмотрелась.

– Красные пупырья тут. Да отекла нога-то. Хм, это никак рожа… Ох, не было печали, так черти накачали.

Елизавету сковало.

– Ой… Ах… Как же?.. – запричитала она.

– Лизонька, ты сильно-то не пужайся. На эндакую напасть давнишний рецепт есть.

Кириковна полезла в чемодан. Покопавшись там, вытянула красный суконный обрезок. Зашептала торопливо:

– Вот послушай-ка. На зорьке выйдешь на крылечко, сожжёшь бумагу. Болячки золой посыпешь. Поверх того надо бы толчёный мел, но, если не отыщется, и штукатурка сгодится. Обмотаешь ногу вот этой тряпкой. Сделаешь так, и читай молитву.

– А какую?

– «Отче наш» – самая действенная, на все случаи.

– Ну да, ну да. И что, верно пройдёт?

– Даже не сомневайся – в три дня. Полно народу так излечилось. Вот я сейчас тебе всё приготовлю.

Елизавета проверила ранец сына и, к радости, обнаружила брусочки мела.

– Вот, – шепнула она, протягивая Кириковне, которая тем временем измельчала газету и наполняла обрывками пустую жестянку.

С рассветом Елизавета проделала всё как было сказано. На работу пойти не смогла. Ногу распекало. Жар не спадал.

Повторив процедуру трижды, она,