Читать книгу - "Касты. Истоки неравенства в XXI веке - Изабель Уилкерсон"

Ради общего дела они объединили свои силы с другими Низкими по всему миру. Превосходным оружием и хитростью они завоевали Высоких, захватили и поработили их на четверть тысячелетия и построили великую демократию. Они убеждали себя, что Высокие не заслуживают лучшего, что они некультурные, отсталые, неполноценные, не использующие свои силы и ресурсы. Это был совершенно другой вид, рожденный для того, чтобы служить завоевателям, получая от них унижения. Это была отдельная, угнетаемая раса.

Данная история кажется нам абсурдной не потому, что не имела места быть, но из-за кажущейся абсурдности высоты как средства категоризации человечества и определения расы.

Нас можно было разделить по другим многочисленным чертам и признакам. И все же именно рост, как и пигмент кожи, в подавляющем большинстве случаев является наследственной чертой, контролируемой до 80 % генов и довольно устойчивой в семьях и племенах^[63]. Как и в случае с пигментом кожи, рост попадает в широкий диапазон у взрослых особей этого вида, при этом большинство людей находятся в среднем положении, а крайние – на полюсах, от максимум двух метров для взрослых до минимум 120 сантиметров. Если бы рост был мерой для определения расы, такой же произвольной мерой, как любая и менее произвольной, чем некоторые, голландцы в Нидерландах были бы той же «расой», что и народ нилоте в Южном Судане или тутси в Руанде – все они относятся к самым высоким представителям нашего вида, даже женщины там в среднем значительно выше 180 сантиметров. С другой стороны, пигмеи и сардинцы были бы отдельной «расой», поскольку исторически принадлежат к низкорослым народам.

Если бы такое кастовое деление было руководящим в обществе, то остальные – те, кто оказался в середине, возможно, пытались бы соответствовать росту представителей доминирующего класса. Например, если бы власть была у высоких, они носили бы туфли на платформе, хвастались бы высоким ростом в кругу семьи, искали бы рослых супругов, чтобы жениться и получать преимущества правящей касты. Стереотипы бы затвердевали в умах, но увеличивались в количестве, чтобы оправдать предвзятое отношение к людям низкого или высокого роста.

В кастовой системе, в которой преобладают Низкие, любой представитель подчиненной расы Высоких людей будет отвергнут, как гора мышц, применение которой можно найти только на грязной, унизительной работе и которая годится только для развлечения и подчинения. Низкорослые люди будут рассматриваться как рожденные для лидерства из-за их предполагаемого врожденного интеллекта и культуры, все будут восхищаться долголетием, которое, по слухам, присуще Низкорослым, и вообще они будут считаться эталоном красоты, общим по умолчанию для всех людей.

Высоких людей заставят чувствовать себя незащищенными и забитыми, долговязыми и непривлекательными, поскольку они рождены на противоположном от идеала полюсе. Общество будет предполагать, что любой Высокий человек хорош в спорте и физическом труде, независимо от того, есть ли у него к этому талант или интерес. Ученые разработают тесты для измерения разницы между высокими и низкими, не касающиеся роста, тесты, которые будут в значительной степени отслеживать результаты поколений, пользующихся исключительными преимуществами, и, вероятно, подтвердят широко распространенные предположения о присущем коротышкам превосходстве и неполноценности высоких. В залах заседаний и коридорах власти будет мало Высоких людей, и непропорционально много их будет в тюрьмах и на улицах. Высокий рост стал бы условным обозначением низшего в кастовой системе, управляемой низкорослыми людьми, и наоборот.

Как нелепо это ни звучало бы для нас сейчас, если бы рост был средством классификации людей на протяжении веков, как это было с цветом кожи и чертами лица, люди воспринимали бы разницу по этому критерию как данность, соответствующую законам природы. В альтернативной вселенной казалось бы нелепым разделение по цвету кожи, ведь очевидно, что именно рост является определяющим фактором в красоте, интеллекте, лидерстве и превосходстве. Идея объединения разрозненных групп на основе произвольной общей характеристики – чрезвычайно высокого или невысокого роста – звучит для нас нелепо, но только потому, что эта характеристика не является той, которая использовалась для разделения людей на кажущиеся неизменными «расы».

Идея расы – новое явление в истории человечества. Она восходит к началу трансатлантической работорговли и, следовательно, к последующей кастовой системе, возникшей из рабства. «Слово «раса», вероятно, произошло от испанского слова raza и первоначально использовалось для обозначения «касты или породы настоящих лошадей», которые заклеймены специальным тавром для распознавания»^[64], – писали антропологи Одри и Брайан Смедли. Изучая мир, европейцы начали использовать это слово для обозначения новых людей, которых они обнаруживали в разных уголках земного шара. В конце концов, «англичане в Северной Америке разработали наиболее жесткую форму расовой идеологии», – писали Смедли. «Раса в американском сознании была и остается утверждением о глубоких и непреодолимых различиях… Она несет в себе значение непреодолимой социальной дистанции…»

Генетики и антропологи уже давно рассматривают расу как изобретение человека, не имеющее ни научной, ни биологической основы. Антрополог XIX века Поль Брока попытался использовать тридцать четыре оттенка цвета кожи для определения рас, но не смог прийти к единой классификации^[65]. Если бы все люди на планете были выстроены в ряд по одному физическому признаку, скажем, по росту или цвету, в порядке возрастания или убывания, от самого высокого к самому короткому, от самого темного к самому светлому, мы бы испытали затруднение при выборе границы между этими произвольными делениями. Народы смешались бы друг с другом, и было бы почти невозможно провести границу между, скажем, народом сан в Южной Африке и коренным населением вдоль реки Мараньон в Перу, которые, согласно научным оценкам, имеют одинаковый цвет, хотя и живут за тысячи миль друг от друга и не имеют прослеживаемого генетического родства.

Чтобы увидеть случайный характер этих категорий, нужно знать, что термин «европеоид», использующийся для обозначения людей, происходящих из Европы, возник относительно недавно в истории человечества и не имеет четких критериев. Это слово не передавалось от древних, а, скорее, возникло в сознании немецкого профессора медицины Иоганна Фридриха Блюменбаха в 1795 году. Блюменбах десятилетиями изучал и измерял человеческие черепа – лоб, челюсти, глазницы, пытаясь привести к общей классификации разнообразие человечества^[66].

Он ввел термин «кавказоид» (caucasian), взяв за основу любимый экземпляр черепа, который попал к нему с расположенных в России Кавказских гор. Ему этот череп показался самым красивым из всей коллекции. Таким образом, он дал группе, к которой он принадлежал – европейцам, – то же имя, что и региону, где нашел тот череп. Так люди, которые теперь идентифицируются как белые, получили научно звучащее, но не имеющее отношения к действительному положению дел название «кавказцы». Более века спустя, в 1914 году, в Америке проходил судебный процесс по вопросу о гражданстве и, в частности, о том, может ли сириец считаться кавказцем (и, следовательно, белым), в ходе которого свидетель-эксперт по делу сказал о сбивающем с толку и роковом открытии Блюменбаха: «Ни одна голова за всю историю не причинила науке большего вреда»^[67].